Мотивы Единобожия в новом фильме Мела Гибсона

Обложка DVD фильма

Американский актер и режиссер, ортодоксальный католик Мел Гибсон снискал особую ненависть и злобу в сионистских кругах после выхода на экран его картины «Страсти Христовы». Многочисленные проеврейски ориентированные журналисты не уставали с ехидцей комментировать «антисемитские выходки» Гибсона, которому «инкриминировались» «непростительные» с точки зрения «цивилизованного сообщества» грехи – такие, как неприятие политики Буша в Ираке, обвинение мирового еврейства в развязывании войн; поминалось всуе и пресловутое «отрицание Холокоста» со стороны отца знаменитого режиссера.

С другой стороны, все эти нападки способствовали росту интереса к режиссеру в исламском мире, и, несмотря на жестко католическую трактовку пути Иисуса Христа (мир ему) в «Страстях Христовых», фильм был даже рекомендован к просмотру некоторыми авторитетными исламскими богословами – например, такими, как духовный лидер Хизбуллы аятолла Мухаммад Хусейн Фадлулла. Последний же фильм Мела Гибсона – нашумевший «Апокалипсис» (Apocalypto) – повествует о гибели цивилизации майя с позиций Единобожия.

«Апокалипсис» снят в предельно жесткой манере, максимально достоверно и красочно изображая брутальные нравы и кровавые расправы и жертвоприношения языческим идолам, бывшие в ходу на закате некогда величественной, достигшей высот в науках и искусствах империи.

Однако в ракурсе рассмотрения Гибсона – нравы майя на закате их могущества и анатомия безумного, гротескного в своей жестокости угнетения, которое, по идее режиссера, и привело мощную цивилизацию к неизбежной гибели. Натуралистичное изображение убийств и ритуальных жертвоприношений на глазах у алчущей крови толпы – сильные по эмоциональной выразительности, но не единственные средства отображения тяжелой болезни, пронзившей социум майя, подобно отравленной стреле.

Фильм начинается с повествования о жизни племени лесных майя, занятых охотой. Издевки сильного над слабым – обыденный атрибут жизни племени. Вечерние пляски у костра словно уносят людей в страну сладкого, пьянящего забвения о том, что происходит рядом.

Однако реальность, в которой сильные и наделенные властью проливают кровь находящихся под гнетом во славу собственных идолов (тагутов), вскоре напоминает о себе. В размеренную жизнь племени вторгаются вооруженные люди, угоняющие молодых, сильных мужчин на ритуальный убой на усладу алчущим разрываемого клинком человеческого мяса «богам» и на потеху беснующейся, улюлюкающей городской толпы.

Лишь главному герою удается вырваться из плена, ибо он избирает для себя принцип: «Не бойся». В конце фильма персонажу вместе с двумя преследующими его палачами открывается повергающая их в остолбенение картина диковинных кораблей на морском горизонте и приближающихся лодок с испанскими конкистадорами...

Со стороны относительно неангажированных (в смысле – не обслуживающих сионистское лобби) критиков фильм вызвал противоречивые реакции. Индейцы гневно протестовали против показа «Апокалипсиса», расценив его как работу, унижающую их национальное достоинство. Скептики отмечали, что фабула картины выполнена в типично голливудской манере и что Гибсон – ни больше ни меньше – оправдывает «экспансию американских ценностей в развивающиеся страны». Другие же критики доказывали, что, напротив, фильм как раз антиамериканский, ибо в метафоричной форме режиссер обличает современное неоязыческое западное общество, погрязшее в страхе, алчности, жестокости, войнах, конкуренции – и предрекает его гибель.

Наличие в «Апокалипсисе» неявной параллели между погибшей цивилизацией майя и современной Америкой и – шире – западной идолопоклоннической цивилизацией – настолько читаемо, что на нее обратили внимание многие кинокритики. Бросающийся в глаза ценностный параллелизм того и другого общества не ускользнет от вдумчивого зрителя. Однако мусульманин заметит те смысловые пласты, которые соединяют воедино религиозный и социальный аспект последнего кинопослания Гибсона.

Несмотря на то, что Мел Гибсон – убежденный католик, в своем фильме он волей-неволей смотрит на общество майя скорее через призму общей платформы Единобожия, нежели с позиций собственно догматического католицизма. Когда погружаешься в его эксперессивную картину, вспоминаешь суры Священного Корана, аяты, посвященные гибели погрязших в идолопоклонстве и жестокости могущественным племенам древности – адитов, самудян...Аналогия настолько жива и явственна, что строки Корана словно встают перед глазами, обретают непосредственное визуальное преломление. «Апокалипсис» будто соединяет эти аяты с картиной нынешних времен через яркий, натуралистичный образ гибели цивилизации майя....

Те формы языческой дикости, которые режиссер так обличает в фильме, изначально осуждаются и Исламом. Сквозной нитью через фильм проходит тема угнетения, неразрывно связанная с самой органикой, внутренней логикой языческого социума, в котором выкрашенные в яркую, устрашающую гамму жрецы выполняют роль посредников и медиаторов между обществом и идолами, которым оно остервенелом ослеплении поклоняется. Пожалуй, взгляд режиссера фокусируется именно на органической связи язычества и тирании. Угнетение и социальная несправедливость рассматривается Исламом не просто как комплекс запрещенных деяний, но и как непростительный грех, по тяжести равный грехам неверия (куфра), многобожия (ширка) и вероотступничества. Множество предупреждений угнетателям содержится как в Коране, так и в хадисах Пророка Мухаммада (СААС).

Отвергая угнетение и несправедливость, в том числе (и прежде всего) в их социально-политической проекции, Ислам учреждает принципиально новые основы взаимоотношений между людьми. Все это – и отрицание угнетения, и осуждение животной конкуренции между людьми, всепоглощающей алчности и страха перед идолами, властителями, явлениями природы – базируется на том, насколько глубоко в Исламе раскрывается принцип Таухида, Единобожия, выступающего и базой, и целью исламского мировоззрения и исламской идеологии. Поразительно, что на сходных посылках базируется неприятие общества майя со стороны Мела Гибсона, выступающего здесь в качестве подлинного Человека Писания и претворяющего в свое произведение те идейные, теологические основы, которые роднят с Исламом современное христианство – даже несмотря на те существенные искажения принципа Единобожия, которые в нем ныне присутствуют.

Главный герой почти чудесным образом спасает себя и свою семью от озверевших язычников- угнетателей, ибо он избрал для себя принцип: «Не бойся». Казалось бы, на первый взгляд, страх перед Всевышним естественен для религии Единобожия. Однако постижение Таухида приводит человека к тому, что его покидает страх перед всем, кроме Всевышнего – перед жестокими тиранами, перед могущественными державами с их мощными вооружениями, перед карательными отрядами, стоящими на страже государства и теми тагутами, которым поклоняется общество. В сердце истинно предавшегося Единому Богу не остается места для страха ни перед кем, кроме Него – недаром праведный халиф Али (мир ему) говорил о том, что в основе алчности, скупости и страха лежит непонимание сущности Всевышнего.

Отбросив страх перед жрецами и государственной машиной майя, перед исступленно, садистски добивающими бегущих пленных головорезами, герой не стал единобожником, но он сделал первый шаг к преодолению язычества. Это было его грандиозным внутренним бунтом перед тиранией, перед всем, чего в языческом социуме принято бояться и перед тем, что в нем принято безоговорочно принимать как данность. Фильм Гибсона – предупреждение не только Соединенным Штатам Америки, но и всему современному капиталистическому миру, в котором, как и в цивилизации майя, процветает угнетение и на алтарь идолов наживы, денег, прибыли приносятся ничуть не меньшие жертвы. А проницательный мусульманин непременно увидит скрытое знамение в том, что гибель цивилизации майя приносят христиане – последователи пусть искаженной, но все же некогда берущей начало от пророков Ислама версии Таухида...

Автор: Фатима Анастасия Ежова

Комментарии () Версия для печати

Добавить комментарий

Яндекс.Метрика