На кого должны равняться современные мусульманки?

Белоснежные джипы, эволюционно пришедшие на смену белым скакунам со всадниками-арабами в не менее выбеленных галабийях....Сияющие мириадами излучений золотых слитков, фешенебельных лексусов и бентли, цветопиликаний новых моделей мобильных телефонов торговые центры в крупных арабских мегаполисах.... Женщины в черных глухих никабах, под которыми пудовым весом спрятались драгоценные колье, выделывающие головокружительные загогулины животом перед взглядом созерцающего их довольного и накормленного мужа с увестистым брюшком и упитанной бородатой физиономией, покуривающего кальян на мягком низком диване. Уют просторного увешанного причудливыми расписными коврами или выдержанного в хай-тек-дизайне (с учетом местного колорита) особняка... Облокотившиеся на цветастый плюшевый диван зубоскалящие и лыбящиеся подружки-турчаночки с ямочками на румяных щечках – они упакованы в ярчайших цветов атласные платочки, переливающиеся оранжевым, розовым, зеленым, сиреневым и сжимающие в ухоженных ручках позолоченные трубочки помпезных телефонов....Таков «прогрессивный вид мусульманской васатыйи» (умеренного Ислама «с человеческим лицом»), таков, увы, идеал прихаляленной жизни, которую рисуют себе в воображении урожденные мусульманские мещаночки и новообратившиеся девочки, возжелавшие dolce vita с привкусом восточной романтики, кальяна и шафрана.


К сожалению, меркантильные аппетиты доморощенных и новоприбывших мусульманочек растут в геометрической прогрессии, а иранские и арабские парни-бедолаги вынуждены трудиться в поте лица лет до тридцати, пока какая-нибудь местная или новоиспеченная «звезда Востока» не откроет ему доступ под своды своей шелестящей паранджи в обмен на дом, машину, счет в банке и возможность безбедной жизни.

В современном исламском мире, между тем, набирает силу иная болезнь. Самоуверенные и образованные мусульманки стремятся к эмансипации, апеллируя к действительно данному им Исламом праву учиться и работать наравне с мужчинами. Этих «эмансипе от Ислама» можно видеть горланящими на многотысячных митингах, делающими карьеру в офисах, где они с гордым видом восседают в полном хиджабе за шумными мониторами компьютеров и вкалывают до 11 вечера не менее проворно, чем их коллеги мужского пола. Само по себе это в пристойных рамках неплохо и, как принято говорить, «не харамно». Более того, девочки-хамасовки, героически агитировавшие за свое движение перед выборами от фаджра (утреннего намаза) до глубокой ночи – не просто помогли мужчинам своей уммы – они совершили и личный подвиг, преодолев собственные ограниченные возможности от природы слабых и хрупких существ. Но всему есть свой разумный предел. Женщина должна оставаться женщиной, а, между тем, за обсуждением достижений катарских бегуний и иранских каратисток частенько следуют разговоры некоторых «особо осовремененных» сестер, что и на кой оно надо, замужество – мусульманка и в одиночестве способна быть «крутой и продвинутой», сильной личностью, «заколачивать» бабки, плевать на «этих козлов-мужиков», словом, превратиться в этакой феномен «исламских феминисток», столь же уродливый, как смехопанорамическая организация «Татары за Израиль». А это уже очень тревожный симптом.

Причем более всего удручает, что такие «мещанки от Ислама» и «мусульманские эмансипе» не просто довольствуются собственным ущербным пониманием сути религии, в лоно которой они имели честь войти (или быть введенными), но и подводят под свой образ мыслей и жизни некое «теологическое обоснование» (звучит смешно, но, к несчастью, иначе не скажешь) из области «историй жен и сподвижниц Пророка (мир ему)». В качестве примера часто приводится первая любимая жена Пророка (мир ему) Хадиджа (мир ей), считающаяся одной из четырех наиболее праведных женщин мира. «Исламские феминистки» (пусть простит меня Всевышний в этот Святой Месяц за сей курьезный каламбур) любят, размахивая усовершенствованными моделями мобильников, доказывать, что Святая Хадиджа была бизнес-вумэн, делала крутое бабло (и побеждала им зло), верховодила мужиками (»козлами», само собою – за исключением Святого Пророка, мир ему), и вот он, далиль – подтверждение тому, что и современная мусульманка имеет право стремиться к такому идеалу. В порыве активистского энтузиазма эмансипе напрочь забывают о такой «мелочи», как замужество, и любят поговорить о том, что а обязательно ли это, а нужно ли в приказном порядке заводить детей, и вообще в этом ли подлинное мусульманское счастье...

Но как в действительности жили эти прекрасные, лучшие женщины Ислама – первая и любимая жена Пророка (мир ему) Хадиджа и его ненаглядная дочь Фатима (мир им), в Исламе называемая Госпожой женщин мира? Чем было полно их сердце? Каков был их жизненный путь – драматичный, полный лишений, физических и моральных мук – и вместе с тем возвысивший их до такой степени, которой не достигнет ни одна женщина мира?

Современные «продвинутые мусульманки» любят вспоминать о Хадидже (мир ей) как об успешной предпринимательнице. А между тем, эта удивительная женщина, бывшая одной из наиболее богатых и влиятельных членов курайшитского бомонда, бросила все – деньги, славу, престиж – ради Аллаха и ради любви к Пророку (мир ему). Опытная женщина, дважды познавшая вкус замужества, она влюбилась в молодого Мухаммада (мир ему), будучи плененной его скромностью, честностью, стыдливостью – очевидно, тем, чего она не видела во всех окружавших ее тогда мужчин с их вольготными и фривольными нравами. Хадиджа (мир ей) полюбила его любовью взрослой женщины и открыла ему радость этого нового для него чувства, сделав ему предложение о браке – вопреки банальным домыслам пошлых людишек, что Мухаммад (мир ему) лишь «цинично» ухватился за возможность жениться на богатой вдове. На самом деле он (мир ему) и думать не мог, что такая красивая и знатная женщина предложит ему, скромному сопроводителю караванов, свою любовь и руку. Что ж – грязным людям, судящим по себе, не понять драмы этого чистого, глубокого чувства, охватившего Святую Хадиджу (мир ей) и Пророка Мухаммада (мир ему). Через любовь к Мухаммаду (мир ему) Аллах подарил Хадидже и глубокую веру...

Не менее ярок и впечатляющ образ другой прекрасной Женщины Ислама, одной из четырех наиболее праведных мусульманок мира – любимой дочери Пророка (мир ему) Фатимы Захры (мир ей). Это была единственная из четырех его дочерей, которая пережила своего отца. Ее преданность отцу и любимому мужу Али ибн Аби Талибу (мир ему), ее ласка и красота, которую она дарила своим близким мужчинам – некое неповторимое, до конца не постижимое чудо, когда она сохраняла феноменальную верность и преданность им в условиях жестких гонений, голодания в течение нескольких дней, жестоких войн, изнурительных походов. Фатима Захра (мир ей) была такой твердой опорой совему великому отцу и мужу (мир им), что ее называли «матерью своего отца» (разумеется, в переносном смысле слова). Она участвовала в боевых походах мусульман в качестве санитарки и в теологических дискуссиях, она выступала перед мужчинами в мечети. При этом Фатима Захра (АС) не была этакой мужланистой муджахеддинкой в боевом снаряжении и кольчуге, эта женщина была удивительно, элитно, неповторимо красива, женственна, добра, мягка и трогательна в своей хрупкости. Обладая крайне слабым здоровьем, Фатима (мир ей), вместе с тем, была наделена неукратимой силой характера, духа и преданности Исламу. Она всегда отстаивала Истину, никогда не лгала, была бескомпромиссна с врагами Ислама, с недругами своего отца и мужа (что, в общем, эквивалентно понятию «враг Ислама»).

Пожалуй, сложно найти более трагическую и вместе с тем исполненную возвышенного света женскую судьбу в истории Ислама, нежели участь Фатимы Захры (мир ей). Потеряв безумно любимого отца, видя, как люди медленно, но верно скатываются к порядкам и нравам доисламских времен, как тяжело ее любимому мужу Али ибн Аби Талибу (мир ему), она ни разу не улыбнулась после смерти безмерно дорогого ее сердцу отца и после его кончины прожила всего 40 дней, терзаемая одиночеством и страданиями, необыкновенной внутренней мукой от осознания того, как большинство мусульман обречены быть далекими от того Ислама, который был передан Всевышним через Пророка (мир ему). Низость, крохоборство, алчность, интрижки в борьбе за власть наполняли ее сердце разрывающей, острой болью, испепеляли грудь ноющим тяготением отчаянного одиночества. Она умерла после двух ракаатов молитвы...Чувствуя приближение смерти, она попросила Али ибн Аби Талиба (мир ему) похоронить ее тайно, ночью, чтобы никто не знал, где ее могила.

Удивительная, неповторимая женщина (мир ей). Трагическая судьба, силой своего драматического накала превосходящая все вымышленные театрально-пафосные трагедии мира...Повелительница женщин Рая...Трагедия, увенчавшаяся обещанным финальным триумфом...

И один из аспектов трагедии Фатимы Захры (мир ей) – в том, что вся ее жизнь и драма этой неординарной, умной, образованной, талантливой (она писала стихи) женщины была неразрывной частью трагедии ее любимых мужчин (отца, мужа, сыновей). Речь не идет о пресловутых «оковах мусульманского рабства» – это естественное счастье для женщины – посвящать свою жизнь любви к мужчине и через это – приближаться к Богу. Трагедия ее была и в том, что любимый отец (мир ему) ее умер, а любимому мужу (мир ему) пришлось слишком тяжело после кончины Святого Пророка (мир ему).

Известно, что мусульманин не может существовать в отрыве от джамаата. Но женщина входит в джамаат посредством мужа – через следование за ним в радости и горе, через ту любовь и ласку, которую она ему дарит, через те практические и духовные знания, которые она от него получает. Да, при соблюдении хиджаба и норм скромности общение на-махрамов на работе, в университете, в публичных местах возможно. С другой стороны, Святая Фатима (мир ей) сказала, что «лучше (подчеркиваю – «лучше», а не обязательно) для женщины, чтобы чужие мужчины не посещали ее, а она не видела их». В любом случае, Ислам – религия мужских ценностей и мужского типа мышления. И в нем нет места таким моделям, как параллельные мужской и женский джамааты, особенно когда в первом воюют, обсуждают теологические вопросы, занимаются политикой, а во втором – перетирают кости мужьям, рассказывают друг другу про лагманы, пахлаву и секреты счастливого замужества. Женский джамаат вспомогателен по отношению к мужской общине. Это мы можем наблюдать на примере ливанской Хизбуллы – мужчины входят в боевое крыло и руководящий состав, а женщины занимаются социальной работой, трудятся в сфере медицины, образования, журналистики, искусства, рутинной политической работы...

Вспоминая хотя бы двух этих женщин – Хадиджу и Фатиму-Захру (мир им) – как посмотришь на нынешних разникабистых арабок, несущих под своими издалями и паранджами мини от Армани и браслеты от Гуччи, чешущих в сопровождении надушенного пузатого мужа-спонсора, деловито выползающих из моллов с кристалльными блестящими витринами, гружеными, словно верблюды, глянцевыми пакетами с лейблами известных марок? На улыбчивых турчанок в узорчатых атласных платочках и ярко-розовых манто, машущих аккуратными пальчиками на фоне морского побережья? На глянец проспектов мусульманской моды, со страниц которых дежурно демонстрируют зубки и расшитые узорами тунички фифочки в аляпистых платках, нахлобученных на «бобы» в стиле 50-х и скрепленных яркими безвкусными булавками?

Левантийство и гедонизм....дурящий запах шафрана, деловитые отцы семейств с укутанными суетливыми мамашами и крикливыми выводками смуглых ребятишек с огромными черными глазищами и чудесных кудрявых девочек в белых платьицах. Чинно прогуливаются мусульманские семейства по залитым вечерней теплой подсветкой улице с пальмами, экзотическими цветами брусчаткой, белыми сахарными кубами и арками домов, горланящими сонмом дружелюбных голосов кафе с раскуриваемыми кальянами, а от недалекой бухты веет его свеже-соленым притупившимся к вечеру запахом моря, перемешанным с душком сероводорода...

Это – вроде как «образ Ислама». Это места, где он зародился, укреплялся, вставал на ноги, обрастал величественными сводами мечетей и медресе, плеядой ученых с неординарным умом и талантом и вереницей мучеников с пылающими, выплеснувшимися тысячей гранатовых капелек крови разорванных сердец. Но сама эта картинка отображает лишь прогуливающихся мусульман, но не Ислам. Ислам зародился здесь. Но его духовный вектор – у тех дальних заснеженных берегов, где холодные волны разбивают ледяные глыбы на сотни мелких, острых кристалликов...

Север...Северный ветер....Север не географический – Север экзистенциальный, внутренний. Где сквозь заснеженные дали на черном коне скачет одинокая женщина в черном плаще и с черным знаменем. Где скрипят колеса истертых временем и исторических передряг составов, а в промозглом вагоне сидит укутанная по голову в теплую шаль женщина в хиджабе с карими, утопающими в грусти и тоске, но живыми и полными затаенной нежности глазами. Мусульманка в продрогшем вагоне...Потом она идет по снегу в треснувших, рассчитанных на московскую зиму сапожках, и ветер колышет ее развевающееся черное пальто и темно-вишневый, почти черный платок – смешное, возможно, для здешних краев одеяние – и сонм черного воронья пролетает над ее головой. Она идет по густому снегу, утопая в нем, словно ступая голыми ступнями по битому стеклу, покрывающемуся ее кровью...

Мусульманка, бредущая одиноко – на встречу с любимым, единственным мужем...Она могла жить с арабским шейхом в белой галабийе, рассекающем на легком шелестящим бентли, или с респектабельным хозяином престижного мусульманского офиса в Лондоне. Она могла быть звездой арабского телеэфира, являя свое закрученное в строгий хиджаб лицо с умными и сосредоточенными глазами, она могла бы стать легендой нового иранского кино, создавая образы красавиц в хиджабах, собирающих восхищенные взгляды на европейских кинофестивалях...Но она идет к нему – к тому, кого били, пинали ногами, истязали, мучили голодом и бессонницей за то, что он читал Коран и учил, как надо жить, повинуясь Воле Всевышнего, не только внешнему Его Закону, но и той Истине, которую Он открыл через избранных, приближенных к Пророку (мир ему) людей.

Скрежет решеток...Лай собак...Звериный, полный остервенения взгляд остекленелых глаз-луп конвоира...И два чуть раскосых черных глаза, исполненных боли, тоски, нежности, словно говорящие о том, что сквозь все муки и пытки он не забыл любви этой женщины, ее красоты, ее нежности. И ответный взгляд – таких же горящих выплеснувшейся болью карих глаз, наливающихся наворачивающейся влагой, источающих преданность и страстную, сквозь годы контрабандой провезенную в сердце любовь...Привезенную из теплых лондонских офисов, из лощеных женских клубов на эмиратских побережьях, с турецкой ривьеры, откуда дует вольный, теплый, необузданный бриз легких романов, легких чувств, легкого Ислама...Но она ушла оттуда к нему...и через эту любовь, сжигающую сердце ее – к Самому Всевышнему...

И вот – тот самый зримый и пронизанный огнем северного морозного ветра образ, который предстает перед моими глазами, когда я вспоминаю любимых женщин Святого Пророка (мир ему): Хадиджу, Фатиму (мир им), его честных жен, таких сподвижниц, как Сафийя и Умм Салим – женщину, оставившую безумно любимого мужа, ибо он не принял Ислам, переселившуюся с Пророком (мир ему), безжалостно убивавшую врагов Ислама при битве Ухуд и представшей при новом муже во всем великолепии своих раскрытых его взору женских достоинств, в то время как в соседней комнате лежал ее мертвый младенец...Нордические женщины...Нордический Ислам. Ислам не супермаркетов, торговых рядов и глянцевых проспектов, Ислам сильных и красивых людей, исполненных отваги, жертвенности, самозабвения на пути бескорыстного служения Единственному, Достойному поклонения...