Из мемуаров жившего с крестоносцами (франками) Усамы ибн Мункыза (1095–1188), который был членом правящей династии Шайзара на севере Сирии. Его жизнь и деятельность лучше всего описал Филип К. Хитти, переводчик его «Мемуаров» на английский язык.
Встречаясь с франкскими мужчинами и женщинами на социальном уровне, Усама с удовлетворением отмечал сильный характер франкской женщины, хотя его не устраивала широта той свободы, которая была предоставлена ей, и он возлагал вину на франкского мужчину за его недостатки в этом отношении. Он заметил социальную открытость франкской женщины, ее готовность участвовать в празднествах, торжествах и общественных мероприятиях. Он писал о ее мужестве и сильной воле, особенно в тех случаях, когда ей приходилось сражаться против мусульман. В одном из рассказов Усама повествует о том, как франкская женщина ранила мусульманина своим кувшином во время одного из мусульманских набегов на крестоносцев недалеко от Аскалана. После того как ее муж был убит, она ударила его убийцу, Бади ал-Сулайби, одного из амиров Египта, деревянным кувшином, нанеся тому две раны, которые оставили след на его лице[1]. Другие источники подтверждают мужество, которое Усама наблюдал у франкской женщины. Стивен Рансимен утверждает, что «при всей своей утонченности и томности они (франкские женщины) были такими же отважными, как их мужья и братья. Многим дворянкам пришлось возглавить защиту своих замков в отсутствие мужа»[2].
Усама также описывает франкскую женщину как твердо придерживающуюся своих убеждений и ревностную в вере. Одна из франкских женщин, попавшая в плен в одном из набегов, вышла замуж за владыку замка Джабар и родила ему сына, который после смерти отца стал правителем замка. Его мать обладала небывалой силой воли. Эта женщина, как рассказывает Усама, «вступила в сговор с бандитами, которые помогли ей выбраться из замка по веревке. Бандиты отвезли ее в Сарудж (к юго-западу от Эдессы), который в то время принадлежал франкам. Там она вышла замуж за франкского сапожника, в то время как ее сын был хозяином замка в Джабаре[3]. Таким образом, она предпочла жизнь с сапожником из своего народа и религии жизни с мусульманским принцем. Это пример мужества, авантюризма, религиозного и национального рвения со стороны этой франкской женщины, которая отказалась ассимилироваться с себе подобными, как пытался доказать Усама.
Что больше всего беспокоило Усаму, так это открытые и свободные сексуальные отношения франков. Он был потрясен до глубины души отсутствием у франков полового влечения и ревности в сексуальных вопросах. По этому поводу он пишет следующее: „Франки лишены всякого сексуального влечения и ревности. Один из них может идти со своей женой. Он встречает другого мужчину, который берет жену за руку и отходит в сторону, чтобы поговорить с ней, в то время как муж стоит в стороне и ждет, пока жена закончит этот разговор. Если с его точки зрения она задерживается слишком долго, он оставляет ее наедине с собеседником и уходит“[4].
По поводу свободных половых связей и отношения к ним франкских мужчин он рассказал следующую историю, которую сам слышал об одном франке, когда-то продававшем вино купцам: „Однажды этот франк пришел домой и обна-ружил какого-то мужчину со своей женой в одной постели. Он спросил его: ‚Что могло заставить вас войти в комнату моей жены?‘ Мужчина ответил: ‚Я устал, поэтому я решил отдохнуть‘. ‚Но как, – спросил он, – вы попали в мою постель?‘ Тот ответил: ‚Я обнаружил кровать, которая была застелена, поэтому я уснул в ней‘. ‚Но, – сказал он, – моя жена спала вместе с вами!‘ Тот другой ответил: ‚Ну, кровать же ее. Как я мог воспрепятствовать ей пользоваться собственной постелью?‘ ‚Клянусь моей религией, – сказал муж, – если вы сделаете это снова, мы с вами поссоримся"»[5]. Усама, не скрывая своего изумления, комментирует эту историю следующим образом: „В этом и заключалось для франка все выражение его неодобрения и предел его ревности“[6].
Среди прочих рассказов Усамы о франкских привычках касательно отношений между мужчинами и женщинами есть рассказы о женщинах, принимающих ванну с мужчинами в одном и том же месте, а также о том, как франкские мужчины относились к человеческому телу, телу мужчин и женщин, и как они позволяли незнакомцам видеть своих жен даже обнаженными. Нижеприводимую историю Усаме рассказал банщик по имени Салим, который одно время отвечал за баню отца Усамы:
Как-то я открыл баню в Ал-Маарре, чтобы заработать себе на жизнь. В эту баню пришел франкский рыцарь. Франки неодобрительно относятся к наматыванию покрывала вокруг талии в бане. И вот, этот франк протянул руку и, стянув с меня покрывало, отбросил его. Он посмотрел и увидел, что я недавно обрил свои лобок (лобковые волосы). Поэтому он закричал: „Салим!“ Когда я приблизился к нему, он протянул руку к моему лобку и сказал: „Салим, хорошо! Клянусь моей религией, сделай то же самое для меня“. Сказав это, он лег на спину, и я обнаружил, что в этом месте волосы у него были похожи на его бороду. Так что я побрил его. Затем он провел рукой по тому месту и, обнаружив, что оно стало гладким, сказал: „Салим, клянусь моей религией, хочу, чтоб ты сделал то же самое мадам“, имея в виду свою даму. Затем он приказал своему слуге: „Скажи мадам, чтобы она пришла сюда“. Следуя приказу, слуга пошел и привел ее, заставив войти в баню. Она то же легла на спину. Рыцарь повторил: „Сделай ей тоже, что ты сделал мне“. Поэтому я сбрил все волосы, пока ее муж сидел и смотрел на меня. Наконец он поблагодарил меня и вручил плату за мою работу[7].
Рассказывая большую часть этих историй, Усама не рассматривал их содержание как общепринятое нормативное поведение, отражающее различные модели ценностей франков. Введенный в заблуждение своими собственными предположениями, он счел их проявлением отсутствия сексуального влечения и ревности со стороны франкского мужчины. Он не смог увидеть в этих обычаях результат франкского понимания отношений между полами, которое полностью отличалось от его собственного, исламского понимания. Вместо этого он воспринял их как противоречие в ментальной структуре франкского мужчины. Главное, что смущало его в таких случаях, так это то, как примирить тот факт, что франк, с одной стороны, был сильным воином и человеком необычайной отваги, и в то же время совершенно не испытывал сексуального рвения и ревности по отношению к женщинам. Его психологическая проницательность убедила его в том, что „смелость – не что иное, как продукт рвения и стремления быть выше дурной репутации“[8]. А если франку недостает этого рвения и честолюбия, то как он вообще может быть смелым? Однако на этот вопрос можно ответить следующим образом: мужество и энтузиазм франка в вопросах, связанных с войной, могли проистекать из религиозного рвения или любого другого серьезного мотива, в то время как его отношение к женщинам было вопросом социальных и культурных традиций.
[1] Memoirs. P. 158.
[2] Steven Runciman. A Historyof the Crusades. Vol. II: The Kingdom of Jerusalem and the FrankishEast. 1100–1187. Harper and Row, New York, 1965. P. 317.
[3] Memoirs. P. 160.
[4] Memoirs. P. 164.
[5] Ibid. P. 164–165.
[6] Ibid. P. 165.
[7] Memoirs. Pp. 165–166.
[8] Memoirs. P. 166.
Информационное агенство IslamNews.Ru
Войти с помощью: