Локальная демократия на службе глобальной тирании

Кто ты?



В последние дни мая 2012 г. в Стамбуле прошел XXI Конгресс Союза мусульманских обществ (СМО). Выступивший на нем глава МИД Турции Ахмет Давутоглу, в свете массового убийства в сирийском г. Хула, заявил, что «мы никогда не будем на стороне тиранов"(1).



В рамках сказанного руководителем внешнеполитического ведомства Турции вопрос даже не в том, кто оказался исполнителем данной кровавой акции. На этот счет фигурирует слишком уж противоречивая информация. Пусть сирийские дипломаты изгоняются из разных стран, и в случившемся обвиняется официальное правительство страны, но некоторые моменты заставляют задуматься, почему именно в располагающейся в провинции Хомс произошла трагедия?(2)



С другой стороны, согласно предоставленной рядом ресурсов информации, «боевики спокойно заходили в дом, вырезали всех находящихся в нем людей, а затем стучались в соседний. Именно этим объясняется необычно большое число женщин и (особенно) детей, погибших во время резни"(3). Однако, что за группы людей орудовали? Кто их направлял? Нужна ли была вообще официальному Дамаску эта акция? Согласимся, вопросы в воздух. Но, опять-таки, речь пойдет чуть о другом.



Как мы видели выше, в преломлении к трагедии прозвучал термин «тиран». Да и вообще, в последнее время в ракурсе «Арабской весны» это понятие применялось и к Каддафи, и к Мубараку, обвиненному на судебном процессе гособвинителем в правлении, «как тиран». Данный нюанс однозначно свидетельствует об актуальности для масс аспекта тирании. Но раз это произносится в контексте мусульманских режимов, целесообразно как-то попытаться взглянуть на термин через призму ислама (да и не только). Тем более что на том же Конгрессе СМО одно из заседаний проходило под лозунгом «От режима давления и эксплуатации к справедливому устройству».



Непосредственно в Коране понятие «тиран» равнозначно определению «деспот»: «Неужели вы будете понапрасну возводить на каждом холме по примете (по высокому строению), строить замки (или водохранилища), словно вы будете жить вечно, и хватать людей, подобно деспотичным тиранам?» («Поэты»: 128-130); «Фараон был деспотичным тираном на земле. Воистину, он был одним из тех, кто излишествует» («Иона»: 83). Вместе с тем, в Откровении ракурс тирании соседствует с горделивостью: «Аллах накладывает печать на сердце каждого возгордившегося тирана» («Прощающий»: 35) и убийством безвинных (вместо принятия шагов для примирения сторон): «О Муса (Моисей)! Неужели ты хочешь убить меня, как убил человека вчера? Ты лишь хочешь стать тираном на земле и не хочешь быть в числе тех, кто примиряет людей» («Рассказ»: 19).



Ислам, политическая власть и просвещение народа



В целом, как это не покажется кому-то неожиданным, политическая парадигма в исламе отсутствует, т.е. ракурс политической власти не предусматривается. Наверняка, многие сейчас прооппонируют кораническим призывом повиноваться Аллаху, Посланнику и «обладающим влиянием среди вас» («Женщины»: 59). Действительно, немало лиц встречаются с переводами этого аята и комментариями к нему, представляющих «влиятельных» в качестве «обладателей власти» («облаченных властью»), с предусмотрением подчинения им. Но, как говорит известный мусульманский правовед ХХ века шейх Абд Ар-Рахман Ас-Саади, исполнять повеления наделенных властью «следует лишь тогда, когда они не велят ослушаться Аллаха», т.е. при отсутствии указаний, нарушающих «приказы Творца». Со слов Ас-Саади, «очевидно, именно этим объясняется то, что глагол при упоминании о повиновении обладателям власти опущен», хотя он стоит перед упоминанием о повиновении Посланнику, да благословит его Аллах и приветствует», т.к. пророк «всегда приказывал повиноваться Аллаху». Посему подчинение обладающим властью «обязательно» лишь при непротиворечии велениям Аллаха(4).



Данный взгляд подтверждается рядом хадисов. В частности, в аспекте призыва «защищать и сражаться» под началом правителя конкретизируется, что последний, в случае повеления людям «бояться Аллаха» и соблюдения «справедливости» получит «награду», а «если станет поступать по-другому, то понесет ответственность». Ибо «повиноваться (следует лишь тому, что) одобряется (шариатом)!» («Сахих» аль-Бухари, 1211: 2956, 2957; 1597: 4340).



Насколько усматривается, именно вследствие вышеизложенных моментов глава Международного союза исламских ученых Юсуф Кардави раскритиковал фетву улемов (ученых) Йемена, назвавшей недопустимым выход на мирные демонстрации против лидера страны. В свете же «Арабской весны» Ю.Карадави заключил, что правитель «не может сохранять бразды правления над людьми, в то время, как народ видит в нем тирана и не желает ему подчиняться"(5).



Так что винить в «оранжевых» оттенках происходящего в мусульманском мире исключительно внешние силы или социальные сети, в одночасье ставшие популярнейшим трендом современности, было бы неисторично. В преломление к тунисским событиям автор уже отмечал, что даже при инспирации дестабилизации извне, привлекаемые к ее инициированию внутренние проводники вряд ли сумеют реализовать возложенные на них задачи, не будь в той или иной стране благоприятной почвы(6).



В то же время, сирийский просветитель конца XIX – начала XX вв. Абд Ар-рахман Аль Кавакиби, приводя мнение «большинства европейских публицистов» о порождении политического деспотизма религиозным, отвергал тезис, что Коран «принес с собой некую форму» тирании. Он характеризовал ислам свободной, мягкой, чистой религией, разбивающей «всякие оковы», уничтожающей различия между людьми и деспотизм. Под которым определял «качество, присущее абсолютистскому правительству», безбоязненно вершащего дела подданных «по собственному усмотрению» (вне опасения часа «заслуженной расплаты и наказания»). Поле для этого, с его слов, возникает либо в случае неограниченности обязательства «действовать согласно какому-то законодательству», либо (здесь внимание!), – «согласно воле народа». Когда же тиран усиливает гнет и жестокость, «растет его страх перед подданными, перед свитой, даже перед собственными мыслями"(7/а).



В ракурсе сказанного представляется целесообразным провести параллель с мыслями никогда нестареющего Федора Достоевского. По его словам, испытавший раз власть безграничного господства «над телом, кровью и духом такого же, как сам, человека», ощутивший «полную возможность унизить самым высочайшим унижением другое существо, носящее на себе образ божий» поневоле делается невластным в своих ощущениях. Поэтому тиранство, согласно Достоевскому, будучи привычкой, перепрофилируется «в болезнь», вследствие чего в тиране «человек и гражданин» гибнут навсегда, а возврат к человеческому достоинству становится «почти невозможен». Но самое отрицательное, что «возможность такого своеволия» заразительно действует «на все общество», ведь «такая власть соблазнительна». Поэтому социум, равнодушно наблюдающий за происходящим, «само заражено в своем основании"(8).



Не оттеняет ли последний мазок тезис Аль-Кавакиби о «воле народа» к тирании? Кстати, отношение деспота к подданным сирийский ученый ассоциировал с вероломством «могущественного опекуна богатых сирот», распоряжающихся их имуществом «по своей прихоти» до совершеннолетия детей. Как «не в интересах опекуна достижение сиротами совершеннолетия, так и тиран не заинтересован» в просвещении масс «лучами науки» – по причине понимания деспотом, что порабощение и насилие «невозможны, если подданные не останутся глупцами, томящимися во мраке невежества».



А вот при уничтожении невежества – «исчезнет страх» и деспот, «вопреки своей природе», превратится в «верного исполнителя [воли народа]», вынужденного отчитываться перед ним, становясь нежным отцом, наслаждающимся «плодами взаимной любви». Тогда «народ будет процветать и жить в довольстве, в благоденствии, славе и счастье». (В скобках заметим, что преследовавшийся в Сирии за свои убеждения османскими властями Аль-Кавакиби вынужден был бежать в Египет).



К слову, последняя ремарка сирийского публициста соответствует идеям, еще в середине XIX века высказанных выдающимся азербайджанским просветителем Мирза Фатали Ахундовым. С его слов, с учетом величия государств образованностью, немыслимой при безграмотности населения, в задачи правителя входит поиск «всевозможных средств для просвещения своего народа». Тем самым, соединяясь с подданными «в чувствах и мыслях», падишах вступает «на путь прогресса». В этом случае «нация будет любить его», а, видя в нем источник «своего счастья и благосостояния», «правосудия и блаженства», защищать «права на престол и династию против каких-нибудь узурпаторов». Здесь – корни рождения в народе чувств патриотизма и «благоговейной любви к существу венценосной особы», вплоть до жертвования «жизнью и имуществом» в «случае надобности». Т.к. основанное «на любви и приверженности нации» повиновение становится «прочным и продолжительным»; в то время как его формирование «под влиянием страха» оказывается непродолжительным(9). (Все в тех же скобках отметим, что блестящему мыслителю М. Ф. Ахундову чинились препятствия к погребению на мусульманском кладбище).



Снова о связке «Ислам – демократия»



Вместе с тем, «Арабская весна» вновь вывела на политический «подиум» контекст демократии в исламе. Тем более что массы людей убеждены в отсутствии в мусульманстве свободы личности. Например, заслуженный профессор кафедры ближневосточных исследований в Принстонском университете Бернард Льюис ссылается на отсутствие «в классической исламской политической философии и практике понятия гражданина как свободного и активного члена гражданского сообщества"(10).



В данном аспекте вопрос, однако, в том, что понятие «демократия» дословно звучит как «народовластие». Но словосочетание «народная власть» не может быть «включено» в основу религии в принципе. Другое дело, что исламская политическая система вполне может функционировать на основе осуществления народом власти, согласно законам, ниспосланным Всевышним. Ранее автор обращался к этому нюансу, поэтому не останавливается на нем подробно. Но в преломление к рассматриваемому нельзя не коснуться отдельных оттенков общепринятых на сегодня норм демократии, довольно неоднозначно оцениваемой различными ответвлениями мирового сообщества.



Как писал еще в XIX в. знаменитый немецкий мыслитель XIX в. Фридрих Ницше, «пусть называют то, в чем нынче ищут отличительную черту европейцев» цивилизацией, гуманизацией, прогрессом или «политической формулой – демократическое движение Европы», за «всеми моральными и политическими рампами», в действительности, совершается возникновение «сверх-национального и кочевого вида человека», отличительной чертой которого является «maximum искусства и силы приспособления». В этих условиях проявляется «уравнение людей и приведение их к посредственности».



Говоря другими словами, Ницше, признавая равенство граждан, фиксирует его через призму падения общего уровня личности, становящегося «посредственностью». Поэтому в этом индивидууме (исполнителе) философ видит «полезного, трудолюбивого, на многое пригодного и ловкого стадного животного «человек»». В связи с чем «будущие европейцы» будут производить общее впечатление «толпы» работников, «нуждающихся в господине и повелителе, как в хлебе насущном». Посему, резюмирует Ницше, «демократизация Европы клонится к нарождению типа, подготовленного к рабству в самом тонком смысле слова: сильный человек в отдельных и исключительных случаях должен становиться сильнее и богаче», посему «демократизация Европы» способствует к «расположению тиранов – если понимать это слово во всевозможных смыслах, а также и в умственном"(11).



Наверное, кого-то может смутить (заставить задуматься) формулировка об умственном характере тиранизма по-Ницше. Но, будем откровенны, разве речь философа велась не о политическом лидерстве Европы? Так нонсенсом ли здесь выглядит выдающийся ум? И вообще, если уж на то пошло, не может ли интеллект приблизить становление политических лидеров тиранами (в той или иной форме), в красивом обличье лоббирующих антинародные пенсионные реформы, легализацию абортов, проституцию, однополые браки, легкие наркотики? Мало этого, как рассматривать акцент на тиражирование демократии «по вызову», обязательную к повсеместному принятию, да к тому со всеми «спорными» (неоднозначными) тонкостями?



Следовательно, все же не получается провести однозначную параллель между тиранией и этнической принадлежностью деспота к той или иной конфессии. Насколько усматривается, речь может вестись о конкретной личности, будто то правитель государства, лидер коллектива или один из супругов (кто-то добавит – о группе лиц). Другое дело, что вариации по использованию политическими лидерами (вне зависимости от национальности и географического ареала) в собственных интересах определенных религиозных (если не околорелигиозных) доктрин не исключены.



1.Давутоглу подверг критике международное сообщество

http://www.trtrussian.net/trtworld/ru/newsDetail.aspx?HaberKodu=03a207f5-77ce-4c69-9bb8-51e8eb1a2211

2.О геополитической значимости Хомса см. подр.: Нефтяные маршруты, «парад суверенитетов» и ...мультикультурализм

http://iran.ru/rus/news_iran.php?act=news_by_id&news_id=78345

3.Сунниты против алавитов

http://lenta.ru/articles/2012/05/28/hula/

4.Толкование Священного Корана «Облегчение от Великодушного и Милостивого»: Смысловой перевод Корана на русский язык с комментариями Абд Ар-Рахмана Ас-Саади (переводчик Эльмир Кулиев), в 3-х томах, т. 1, Баку, 2009, с. 358

5.Ислам не потакает тирании

http://www.islamnews.ru/news-89571.html

6.Уроки Туниса или насколько исламский мир застрахован от «оранжевых» оттенков

http://www.islamnews.ru/news-31081.html

7.Абд Ар-рахман Аль-Кавакиби. Природа деспотизма и гибельность порабощения

а/http://constitutions.ru/archives/7654/4

б/http://constitutions.ru/archives/7654/5

8.Ф. М. Достоевский. Записки из мертвого дома

http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0030.shtml

9.О М.Ф. Ахундове см. подр: Теймур Атаев. Мирза Фатали Ахундов - воинствующий атеист или радетель национальных интересов?

http://islamsng.com/aze/faces/4179

10.Бернард Льюис. Свобода и справедливость на сегодняшнем Ближнем Востоке

http://www.globalaffairs.ru/number/n_5080

11.Ф. Ницше. По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философиии будущего

http://www.nietzsche.ru/works/main-works/side/?curPos=3