Политический ислам против терроризма, за великую Россию. Часть I

Политизированность — сущностная/доктринальная составляющая ислама - Ю. Михайлов

Политизированность — сущностная/доктринальная составляющая ислама - Ю. Михайлов

Теги:




14
30 Августа 2013г. (23 Шавваль)
В статье доказывается, что отношение к исламу – один из главнейших внутриполитических узлов современной России, что страх политизации ислама, рожденный устойчивыми стереотипами, приводит не только к деформациям во взаимоотношениях «государство – социально активные мусульмане», но и сводит на нет усилия спецслужб по профилактике терроризма. Показано, что причины сохранения исламского радикализма в России носят преимущественно внутриполитический характер. Ислам может быть превращен в одну из главнейших опор стабильности и ускоренного развития страны, для чего автором предлагается дорожная карта. Проблема ликвидации исламского радикализма рассматривается как инструментальная и потому решаемая.



Ислам – друг или враг?



После совместной публикации Институтом экономики и мира (The Institute for Economics and Peace) и Национальным консорциумом по изучению терроризма при университете штата Мэриленд (University of Maryland) доклада «Глобальный индекс террористических угроз» («The Global Terrorism Index 2012»), составленного по итогам 2011 года и сопровожденного соответствующим рейтингом 158 стран мира, в котором Россия заняла девятое место (после Ирака, Пакистана, Афганистана, Индии, Йемена, Нигерии, Сомали и Таиланда), опустившись с седьмого места, принадлежавшего ей в 2010 году, но оставшись в так называемой «красной зоне» с «чрезвычайно высокой вероятность совершения теракта», многие аналитики вновь заговорили о феноменальности ситуации в нашей стране, ведь в своей экономической группе Россия признана самой «взрывоопасной». Сирия оказалась на 14-м месте, Иран – на 17-м, Израиль – на 20-м, США – на 41-м (!), большинство европейских стран заполнили позиции в шестом-седьмом десятке. Далеко в конце остались и соседи России. Так, Белоруссия разместилась на 32-м месте, Казахстан – на 47-м, а Эстония – на 98-м. В число наиболее спокойных государств попали Литва, Латвия и Туркмения. А в тридцати одной стране мира за последнее десятилетие вообще не зарегистрировано ни одного теракта. Это Южная и Северная Корея, Вьетнам, Куба, Либерия и другие. В десятку самых неспокойных территорий входят в основном страны с доходом «ниже среднего» или «низким». Чаще всего это государства Ближнего Востока, Африки или Азии. Исключение в данном плане составляет только Россия.



Обычно эксперты называют примерно одинаковые причины драматической ситуации в нашей стране. Приведем типичное высказывание научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений Игоря Хохлова, полагающего, что уровень террористической угрозы продолжает оставаться в России стабильно высоким во многом из-за сложной ситуации в северокавказских регионах, где «всё еще сохраняется чудовищный уровень коррупции и расслоения в обществе. Всё это является идеальной питательной средой для самого разного рода радикальных движений... Кроме того, Россия граничит с государствами Центральной Азии, в которых активно действуют радикальные группировки». При этом И. Хохлов отметил, что за последние годы российским властям удалось «полицейскими методами» снизить вероятность терактов на основной территории страны, но на Северном Кавказе «никаких положительных изменений фактически нет», т. е. в главном-то прогресса и не наблюдается. Причем эта «застойность» сохраняется уже многие годы. Несть числа жертвам, потрачены огромные средства, а конца-края острой нестабильности не видать.



Редко, но порой звучит и иная точка зрения, отличная от той, что выразил И. Хохлов. «С приходом Дмитрия Медведева к власти, – пишет докторант Кемницкого университета (Германия) Михаил Логвинов, – ситуация в области борьбы с терроризмом начала развиваться в модернизационном ключе – президент и экспертное сообщество выступают за экономическую модернизацию проблемных регионов, за превентивные меры борьбы и преследование коррупции. Несмотря на очевидный прогресс, коперниканского переворота в подходе к противодействию терроризму и экстремизму, однако, не произошло. Более того, о наличии политической стратегии борьбы с терроризмом в России пока говорить не приходится… Несмотря на появление новых подходов к структурному противодействию политическому криминалу, борьбе с терроризмом всё еще свойственна оперативная доминанта, направленная на преследование акторов террористической деятельности… Чтобы оптимизировать подход к антитеррористической деятельности, необходима новая концепция борьбы с терроризмом. Ведь совершенно очевидно, что бороться с "шахидами" и "моджахедами" можно и нужно не только на стадии совершения ими преступного деяния. В первую очередь потому, что у силовых ведомств России недостаточно оперативных и аналитических ресурсов для мониторинга экстремистского подполья, идентификации угроз и потенциальных преступников, определения возможных целей, защиты критических инфраструктур и поддержания в готовности ресурсов для спасения жертв терактов… Дискурс об экономической модернизации Северного Кавказа обнаруживает немалое количество неверных гипотез, которые ведут к ложному диагнозу и, соответственно, ошибочным методам решения проблемы. Одна из них гласит: бедность, недостаточный уровень образования и нехватка рабочих мест ведут к росту террористической угрозы. Даже с поправкой на местные реалии следует признать, что террористическая деятельность является, скорее, формой участия в политическом процессе, к которой склоняются вовсе не "безнадежные" слои населения. Говорим ли мы о политическом или джихадистском салафизме, очевиден тот факт, что в этих кругах забота о рабочих местах является не самой насущной проблемой. Экономика в данном случае – вопрос второстепенный. Важнейшим фактором является социальная сфера с ее антимодернистскими тенденциями – клановостью, теократизацией и исламизацией общества. Продолжая выделять миллиарды на экономическую модернизацию, Кремль только консервирует существующие структуры во имя сохранения "вертикали" власти, основанной на "титульных кланах", и подливает тем самым масло в огонь, превращая одновременно Северный Кавказ в правовое "внутреннее зарубежье"» (Логвинов Михаил. «Борьба с терроризмом» как катализатор террористической угрозы в России?; см. также: Он же. В леса Северного Кавказа молодежь уходит не из-за безработицы; Соколов Денис. Кавказ – наше будущее).



Итак, если М. Логвинов в основном прав, то средства на борьбу с терроризмом будут и дальше выделяться государством в несметном количестве, горе людское – безбрежно полниться, а большинству граждан лучше становиться уж точно не будет, страну и дальше продолжат сотрясать пароксизмы тяжкого недуга, дающего о себе знать терактами.



Анализ М. Логвинова нам гораздо ближе и вместе с тем мы полагаем, что главная, стержневая, причина не названа: все годы после развала СССР Российская Федерация так и не смогла определиться с отношением к исламу – союзник ли он, опора государства (наряду с православием) или скрытый (до поры до времени) враг, угроза будущности страны. Публично властями декларируется, что это исконная вера многих коренных и отнюдь не малых, более того, государствообразующих народов, неотъемлемая часть духовного и культурного пространства нашей родины, заслуживающая постоянной опеки, подразумевается же, что это мина замедленного действия, с каждым годом набирающая сокрушительную мощь, а потому в час икс способная разорвать Россию в клочья, в связи с чем дружелюбие к религии правоверных может быть только показным.



Короче говоря, отношение к исламу – один из главнейших внутриполитических узлов современной России. Что же определяет ситуацию сегодняшнего дня? Обратим внимание на некоторые значимые в контексте заданного обсуждения черты.



Как известно, ислам – это религия, требующая от своего адепта активной жизненной позиции, решительного социального действия. Социальный активизм – ключевой элемент свидетельствования мусульманином искренности его веры. Без означенного свидетельствования нет и не может быть исламского образа жизни. Но в современном мире такая активность, нацеленная на результат, невозможна без использования политических инструментов. А потому политизированность – сущностная/доктринальная составляющая данной религии.



В этом плане социальное учение ислама принципиально отличается от социального учения его авраамического собрата – православия, в основе которого – мистическая система взглядов. Если оценивать поведение мусульман по меркам православной общежительной культуры, что неявно происходит сплошь и рядом и отличает невежд во власти и силовых структурах, то в итоге в активизме правоверных, на первый взгляд немотивированном (православные-то смиренно сносят несправедливость), можно начать усматривать не что иное, как социальную патологию, естественно, требующую ответных мер принудительного реагирования.



Конечно же не всякая активность исповедников ислама отвечает этому вероучению. Нередки и прямые извращения, сектантские взгляды, языческая эклектика. Поэтому столь важно понимать, в каких случаях мы имеем дело с исламом, а в каких – с его муляжом, эрзац-версией, кривым отражением. Но прежде всего лицам, от которых зависят судьбы миллионов россиян, важно уяснить простую аксиому: если человек стал взирать на окружающую действительность глазами мусульманина, значит, он перестал быть социально пассивным и аполитичным. А раз активность мы констатируем как данность, то заботить нас должно прежде всего, в какие формы она выливается и может ли быть направлена в позитивное русло.



О том, что ислам – религия веротерпимости и миролюбивого созидания говорится чаще всего на митингах и конференциях, под телекамеры. Но как эти не вызывающие сомнений слова должны выражаться в реальной российской практике? Ведь основная масса россиян именно с исламом связывает причины экстремизма и радикализма, культурной отсталости «исламских регионов» и вызывающе эпатирующего поведения выходцев из них. Казалось бы, логичным шагом должна была бы стать постановка задачи популяризации правильной точки зрения на ислам, изживание антиисламских фобий, формирование столь необходимой стране богословской среды и выработка пророссийской социальной доктрины мусульман, и всё это ради главного – превращения присущего умме активизма в приводную силу ускоренного развития страны. На деле же мы имеем обратную картину.



Определяющий тренд российской практики – игнорирование позитивной, ключевой для правоверия, составляющей исламского активизма и гипертрофированное акцентирование внимания на его негативной составляющей, вплоть до отказа первой в праве на существование, формирование в общественном сознании (усилиями прежде всего большинства федеральных СМИ и ряда услужливых политологов) ложного представления о политическом исламе, которому только дай волю и на смену человеколюбивой суверенной демократии придет режим озверевших варваров-головорезов. Как следствие – политика жесткой нейтрализации всякого активизма, маркированного исламом, квинтэссенция которой – оголтелая борьба с пресловутой «ваххабизацией». Исламу вместо роли союзника в развитии страны отведена роль маргинала, который чем активнее, тем более опасен.



В организационном отношении российские мусульмане – это огромная аморфная масса верующих, колоссальный энергетический потенциал которой (у православных ничего подобного нет) остро требует консолидации и организационного оформления. Власть же как огня боится широкой реальной структуризации и неизбежного в этом случае выхода мусульман-харизматиков на российскую политическую сцену.



О ситуации на Северном Кавказе



Озвучиваемые в телерепортажах из Кремля и с заседаний Правительства РФ и Совета Безопасности РФ причины радикализации северокавказского общества чаще всего имеют или слабое отношение к реальной ситуации, или вторичны. Но без понимания истинной природы явления никакая программа профилактики не возымеет должного действия, что мы и наблюдаем многие годы. Поэтому остановимся на названных причинах чуть подробнее.



Конспективно это:

• болезненная ломка традиционной «кавказской идентичности», обострение – прежде всего у молодежи – чувства неуверенности в собственной социокультурной принадлежности;



• развал системы жизнеобразующих конструктивных ценностей; депрессия от того, что не удается найти в собственном прошлом ничего рационального и не получается уверенно строить планы на будущее;



• искалеченное детство нескольких поколений;



• подавляемая ярость за убитых и униженных родителей и родственников, множащиеся день ото дня родовые травмы, истончение чувства связи со средой за пределами близкородственных отношений;



• конфликт между патриархальной системой ценностей, вырождающейся подчас в самые ретроградные формы, и моделью жизненного успеха в нынешней России, моделью, олицетворяемой местными властями – удельными ханами – и построенной на тотальной несправедливости;



• усиливающееся ощущение отчужденности собственной жизни, ее непринадлежности самому себе, ущербности и бесперспективности существования как такового (сильнейшие раздражители к тому, помимо чаще всего называемых банальных бедности, безработицы, взяточничества и казнокрадства, – всё громче звучащие из Москвы мнения о Северном Кавказе как неблагодарном ярме для страны; слово «кавказец», неизменно подразумевавшее оттенок достоинства и чести, в устах российского обывателя превратилось в уничижительный ярлык для чужеродного áсоциального элемента).



Острейший конфликт двух идентичностей – той, что рождена возрастающим исламским активизмом, т. е. верой предков, которая в Российской метрополии стигматизирована, и той – угасающей советской – идентичностью, что прежде обеспечивала психологическую и социальную устойчивость, а также накапливающаяся ненависть к предлагаемой реальности, не позволяющей сбыться надеждам, саднящая потребность в компенсации коллективной нарциссической травмы, постоянное переживание безысходности и обреченности, – образно говоря, «бытия в парализующей трясине», преисполненность яростью от грандиозной несправедливости, гневом, усиленным опьянением от пробудившейся религиозности, требовательным запросом к высшим, надмирным силам, – всё это приводит к вытеснению проблемы «смысла жизни» проблемой «смысла смерти». Так что ценой обретения идентичности оказывается сама жизнь.



Угроза утраты идентичности индуцирует фанатичное видение человека, он запутывается в собственном миропонимании, становится склонен к выстраиванию реальности заново – из более простых категорий, путем контрастного расчленения мира (расчленения абсолютно спонтанного, произвольного) на объекты «хорошие» и «плохие». Ядерную идентичность такого человека определяют безапелляционность, нежелание диалога, отрицание компромисса с «внешними врагами». Им выбирается одна-единственная метафизически окрашенная ценность, за которую он борется с чуждым жизни упорством, всецело идентифицируя себя со своей миссией.



Ныне налицо стагнация, деинституциализация и фрагментация северокавказского социума, скажем сильнее, – фанатизм социальной дезинтеграции, когда действующий общественный порядок необратимо утрачивает свои сплачивающие и защитные функции и больше не способен пробуждать добродетель и чувство солидарности. Ему на смену рвутся квазиинтегративные неофициальные религиозные формирования – антипод современной государственности.



Страх от беззащитности перед тиранией власти, ужас от навязываемой жизненной перспективы овладевают всё более широкими слоями распадающегося общества. Охваченное «паникой идентичности» население ищет убежища в регрессивном фундаментализме, в тотальном цементировании «старых добрых времен» – воплощении благополучия, видит спасение в радикальной смене существующего строя и поголовном устранении его представителей.



Затравленные люди стремятся к побегу из невыносимого бессилия в нарциссическое всесилие, и самое простое здесь – взяться за оружие и крушить всеми силами объект своей ненависти.



Квинтэссенцией социального и духовного разлома в северокавказском регионе выступает бескомпромиссное противостояние «суфии – салафиты/ваххабиты» (в контексте российских реалий данные термины следует воспринимать как обычные политические ярлыки, маркеры для различения «свой/чужой»). По сути это конфликт между сторонниками так называемого традиционного («народного») ислама и теми, кто полагает, что к подлинному правоверию последний имеет лишь опосредованное отношение и является не более, чем реликтом царско-советского прошлого, обросшим коростой языческих предрассудков, а потому «этот якобы ислам» социально пассивен и апатичен, это бегство от проблем окружающего мира в мир потусторонний, это способ нейтрализации негативных эмоций, рождаемых протестом против несправедливости, и именно поэтому за него так держатся «оборотни во власти», опирающиеся на казнокрадов и всякое «отребье с корочками», именно поэтому в фаворе у госчиновников невежественные служители культа, пусть даже и не пользующиеся авторитетом у социально-активных верующих, но, главное, смотрящие начальству в рот.



Неудивительно, что вокруг выразителей «радикальной» религиозно мотивированной точки зрения сплачивается социально активная молодежь, возмущенная царящим правовым беспределом и не желающая мириться со сложившейся ситуацией, входя в бескомпромиссный, подчас перерастающий в кровавый, конфликт с околовластными мусульманскими структурами, их лидерами и «крышами» последних.



Беда и «суфиев», и «салафитов» в том, что, будучи твердо убеждены в собственной непререкаемой правоте, они не могут вести содержательного диалога, поскольку плохо знают учение ислама. И пока эта глубинная причина не будет преодолена, до тех пор «дорога в рай» на Северном Кавказе будет вымощена трупами.

Сложившаяся сегодня система отношений «государство – российский ислам» – это изобильная кормушка для «партии войны», заинтересованной в поддержании предельной напряженности этих отношений. Отсюда – «труднообъяснимые», с точки зрения интересов государства, «промашки» и «благоглупости» отдельных чиновников.



Постепенное закрепление на Северном Кавказе в целях его умозрительной «кабинетной стабилизации» режима «суверенных восточных деспотий», сращенных с пресловутой ермоловщиной, ничем хорошим закончиться не могло и не может. И ныне это становится всё более очевидным, хотя власть с упорством религиозного фанатика, одержимого идеей-фикс, продолжает гнуть прежнюю линию.



Нескончаемая насильственная борьба с терроризмом полувоенными методами есть свидетельство органической неспособности решить проблему радикализма исключительно избранными средствами. Разрушительное насилие со стороны абсолютно убежденного в своей правоте правящего режима, демонстративные силовые акции по устрожению местного населения рождают ассиметричные ответные действия и питают маховик деструктивного кругооборота.



Молчаливая поддержка значительной (растущей) частью северокавказского общества действий радикального меньшинства – бросающаяся в глаза реальность.



О российской мусульманской бюрократии



В России отсутствуют профессиональные, пользующиеся авторитетом исламские богословы и правоведы; нет публичных фигур, духовных лидеров, которые вызывали бы устойчивые и массовые симпатии среди единоверцев и в иноверческой среде. Последнее обстоятельство связано прежде всего с низким образовательным и культурным цензом этих лиц и, как следствие, в частности, ужасающим уровнем владения ими русским языком.



Малограмотность и иллюзорная харизматичность изрядной части исламского духовенства России питают его неугасающий конфликт с интеллектуально развитыми верующими. Неспособность большинства нынешней мусульманской бюрократии отстаивать интересы правоверных, и прежде всего, отвечать на духовные запросы в современном звучании, вести партнерский, а не подобострастный диалог с государством, иной раз смыкание с мафиозно-коррупционными кланами в совместном стремлении удержаться во власти, у «бюджетной (фондовской, грантовской) кормушки», с возможностью манипулирования органами правопорядка и правосудия, оборачивается попранием жизнеутверждающего для ислама принципа – социальной справедливости и, соответственно, пополнением рядов противников правящего режима наиболее неравнодушными, часто прекрасно образованными гражданами.



Этим не в малой степени объясняется ненасытность «кавказской мясорубки», когда от имени государства, вынужденного вести беспощадную борьбу с профессиональными уголовниками, систематически уничтожается втянутая в конфликт социально активная молодежь – «соль земли», те люди, которые при разумном построении отношений с ними могли бы стать приводным ремнем экономического и нравственного возрождения своих регионов.



Отсутствие единого духовно-интеллектуального центра, пользующегося у правоверных авторитетом, организационная разобщенность и институциональная неоформленность исламских административных структур, постоянная внутриобщинная (иногда на национальной почве) конфронтационность, порой искусно разогреваемая внешними по отношению к мусульманам силами, манипулирование духовенством через выделение любимчикам немалых грантов (пожертвований), представление о том, что, с точки зрения выстраивания отношений государства с исламским сообществом России, поддержание подобного конфликтогенного состояния является в нынешних условиях безальтернативно оптимальным – серьезное заблуждение.



Озабоченное проблемой перекрытия поступающих из-за рубежа финансовых потоков, адресованных экстремистам, руководство страны решило, что если «окормление» российского исламского духовенства взять на себя, тем самым избавив его от миссии быть «иностранными агентами» тлетворного духовного влияния, то и террористическая угроза пойдет на убыль. Ожидалось, что в ответ мусульманское чиновничество не поскупится на демонстрацию публичной лояльности властям и будет неустанно выступать в роли ярких выразителей идеи аполитичности ислама. Фактически коррумпировав духовенство и поставив его в полную зависимость от прихотей отдельных «надзирающих» федеральных деятелей, власти позволили зажить весьма небедно не только бывшим «проводникам чужеземного влияния», но и многим приближенным к процессу «окормления», а всё остальное осталось, естественно, по-старому.



Ни для кого не секрет, что чем апокалиптичней ситуация в стране, тем щедрее «рука дающего». Дальше несложно предсказать, какой линии поведения будут придерживаться те, кому данная «щедрость» позволяет набивать мошну. В общем, социальная напряженность в стране, питаемая деструктивными действиями религиозно мотивированных граждан, стала для немалого ряда лиц источником постоянных весьма серьезных доходов, в снижении которых они отнюдь не заинтересованы.



О том, что криминалитет не имеет религиозной принадлежности, повторяется в последние годы Кремлем, вслед за священнослужителями, достаточно часто, хотя ни для кого не секрет, что поведение значительной части экстремистов мотивировано искаженным пониманием вероучения. Если согласиться с последним, то чиновникам от религии придется отвечать за собственную некомпетентность и неспособность организовать разъяснительную работу, если же разделять первый подход, то «какой с них спрос?». И в самом деле, какой спрос может быть с тех, кто, получая огромные средства для профилактики крайних взглядов в духовном пространстве, не только не способен оказывать какого-либо ощутимого влияния на этот процесс, но и прямо отказывается от несения всякой ответственности за происходящее, заявляя, что «борьба с радикалами – дело спецслужб»?



О религиозном образовании



Повальное незнание мусульманской бюрократией (т. е. теми, кто носит чалмы и расшитые золотом халаты) и простыми верующими арабского богословского языка, отсутствие на русском языке качественно изданного корпуса базовых трудов, на которых ислам собственно и стоит (имеющиеся дилетантские переводы только ухудшают положение; чуть лучше ситуация с Кораном), приводит к фундаментальной незащищенности российской уммы от произвольных, в том числе экстремистского толка, интерпретаций правоверия.



Создание сети исламских вузов в отсутствие компетентных преподавателей и квалифицированно написанных учебников консервирует пагубность нынешней ситуации, очевидным индикатором которой служит неуклонный рост «исламского радикализма» по всей стране. От формирующейся в России системы высшего исламского образования – в силу крайне низкого, близкого к средневековой схоластике, уровня преподаваемых знаний – больше вреда, чем пользы, но и обучение за рубежом как базовое по меньшей мере бесперспективно.



Общая цивилизационная отсталость исламского мира, теоретическая слабость (в контексте запросов, рождаемых глобализацией) исламских общественно-политических моделей, предлагаемых ведущими современными мыслителями, отчетливая историко-культурная самобытность успешных исламских государств (Малайзия, Турция, ОАЭ и др.), уникальность и неадаптируемость российского поликонфессионального пространства с его беспрецедентным историческим наследием добрососедства религий исключают экспорт на российскую землю каких-либо иноземных рецептов, социальных методик и построений.



Складывающаяся в России система исламского образования не предполагает решения задачи подготовки специалистов, способных обеспечить мусульманской общине активную созидательную роль в жизни российского общества, хотя эта задача должна быть приоритетной. Полная несостоятельность действующих в РФ исламских университетов сегодня ни для кого уже не секрет. Власть практически самоустранилась от экспертизы учебного процесса в них (поскольку религия отделена от государства), хотя выдачу дипломов государственного образца им делегировала. Продолжают открываться всё новые и новые исламские вузы, в большинстве своем существуя за счет средств российского бюджета. Государство по сути оплачивает комплиментарность верующих, махнув рукой на профанацию образовательного процесса в этих «очагах науки». По причинам, изложенным выше, обучение за рубежом решить указанные проблемы в принципе не может. Поэтому и выпускники вузов стран Исламского мира, воспитанные на непригодных для России методиках преподавания, ситуацию спасти не в состоянии.



С 2012/13 учебного года решением Правительства РФ во всех школах страны в той или иной форме преподаются предметы, связанные с мировыми религиями, а на встрече 8 февраля 2012 года с религиозными деятелями Владимир Путин не исключил введения в российских вузах предмета «Теология». Меж тем уровень имеющихся на сегодняшний день учебников и учебных пособий по исламу и основам исламской культуры удручающе низок. Практически все они написаны сообразно методикам преподавания ислама в исламских государствах и, естественно, не ставят перед собой задачу выработки у учащихся пророссийской гражданской позиции. Более того, в своем большинстве эти издания косноязычны и догматичны, что служит питательной почвой для фанатизма и радикализма, обострения межконфессионального противостояния. Качественных вузовских учебников по исламскому богословию и правоведению нет вовсе. Имеющиеся немногочисленные ученые-исламоведы практически не вовлечены в процесс написания соответствующей учебной литературы.



Остается только гадать, в какие катаклизмы будет ввергнуто наше государство, когда нынешние детки, у которых школа пробудит религиозное сознание, но не даст твердых знаний, вступят во взрослую жизнь.



продолжение следует ...



Михайлов Юрий Анатольевич,



главный редактор Научно-издательского центра «Ладомир»



P S Доклад был подготовлен в феврале этого года по просьбе одной из влиятельных российских организаций

Автор: Юрий Михайлов

Комментарии () Версия для печати

Добавить комментарий

Хасан 31 Августа 2013г.
Ответить

Очень грамотно. Но я думаю можно было покороче и попроще изложить. Но опять как всегда причины разжеваны, а дальше что? Что делать?

S-S M 30 Августа 2013г.
Ответить

Очень грамотно изложено. Системно обосновано. Четко представлены проблемы и намечены пути их преодоления. Однако, ничего существенного не произойдёт. Всё будет так как есть. Ни умма не готова (ещё хотят), ни власть не прониклась (ещё может).

Хасан 31 Августа 2013г.
Ответить

Очень грамотно. Но я думаю можно было покороче и попроще изложить. Но опять как всегда причины разжеваны, а дальше что? Что делать?

S-S M 30 Августа 2013г.
Ответить

Очень грамотно изложено. Системно обосновано. Четко представлены проблемы и намечены пути их преодоления. Однако, ничего существенного не произойдёт. Всё будет так как есть. Ни умма не готова (ещё хотят), ни власть не прониклась (ещё может).

Яндекс.Метрика