Владимир Соловьёв дал христианам новое видение Ислама – но не услышан до сих пор!

Столетие со дня кончины великого русского религиозного философа Владимира Сергеевича Соловьёва (1853-1900) прошло почти незаметно. По мнению культуролога Джанната Сергея Маркуса, это забвение печально, особенно при антиисламских настроениях в поликонфессиональной России. А ведь именно Соловьёв сформулировал новый православный взгляд на пророка Мухаммада и Коран.



Богословие Средневековья – фактор вражды в наши дни



Вы не пытались понять корни такого странного явления, как вспышки исламофобии, в стране, где каждый седьмой гражданин – из мусульманской среды, где христиане и муслимы ещё в Средневековье вместе построили единое Государство Российское и равно проливали кровь в борьбе против захватчиков? Почему у нас возможны такие события, как недавнее противостояние в московских Текстильщиках по поводу строительства мечети, погром мусульманского кладбища прямо-таки в День народного единства в Нижнем Новгороде, где базируется полпред президента в Поволжском округе? И так далее…



Корней этому злу множество, скажете вы. И верно. Но вот в столетие Соловьёва поневоле обращаешь внимание на теоретическую основу той вражды, что временами отравляет нашу жизнь. Имя ей – непроработанность в богословии отношения Православия к Исламу, точнее говоря – отсталость действующих ныне представлений… на 12 столетий! Да, да – именно в 9 веке нашей эры церковные мыслители Византии сформулировали принципы восприятия Ислама, тогда сравнительно нового явления на религиозной карте мира. И вот с тех пор – позиция не меняется. Позиция эта резко негативная, в стилистике того, что ныне историки называют "языком вражды Средневековья".



Ведущий в России современный исследователь исламо-христианских отношений Алексей Журавский пишет, что "традиционным христианским решением двух злополучных вопросов относительно Ислама было такое: Ислам, насланный Богом на головы христиан за их вероисповедные грехи, либо ещё одна христианская ересь, либо разновидность язычества; Магомет – лжепророк, антихрист или – ещё вариант из многих вариантов – кардинал Махон, обидевшийся на то, что не был избран папой Римским, сбежавший в Аравию и по наущению сатаны создавший новую ересь».



Соловьёвская Биография в серии ЖЗЛ – причина задуматься



В чём уникальность и актуальность мысли Соловьёва? По убеждению того же Журавского, главное: он одним из первых в России писал об Исламе в контексте духовного развития мира.



В 1896 году в серии "Жизнь замечательных людей" "Биографической библиотеки Ф. Павленкова" вышла книга Соловьёва "Магомет, его жизнь и религиозное учение" – одна из самых удачных и ярких книг, вышедших в серии. Автор, не будучи арабистом, удостоился высокой оценки и известного востоковеда, академика В. Бартольда, считавшего эту работу "лучшим на русском языке жизнеописанием Мухаммада", а затем и востоковеда, академика, директора Эрмитажа М.Б. Пиотровского, назвавшего книгу "блестящей": Соловьёв "сумел, как мне представляется, глубже многих проникнуть во внутренний мир Мухаммада".



Павленков знал, кого просит писать о начале Ислама: Соловьёв уже был известен пристальным интересом к этой религии и в её осмыслении сам прошёл эволюционный путь. Журавский даже пишет, что "эволюция его взглядов по этой проблематике как бы в филогенезе воспроизводит развитие христианских представлений об Исламе". И отмечает: "как религиозного философа его глубоко волновали те два вопроса, которые поставила христианская мысль с того момента, когда она впервые столкнулась с феноменом Ислама: почему появилось мусульманство (каков его исторический смысл) и кто такой Мухаммад (каков его религиозный статус)".



Начав со славянофильских позиций, Соловьёв открыл совершенно новое для человека православной традиции видение Ислама. И естественно, что тем самым он вышел за пределы средневековой византийской ортодоксии, которая с 9 века определила Ислам как "магометанскую ересь", и с тех пор, вплоть до наших дней – эту оценку не меняет.



Что и как изучал Соловьёв, работая над Биографией Пророка?



Российский философ не мог остаться безучастным к тем познаниям об Исламе, которые у него на глазах наращивала европейская историческая наука (и которых в России тогда не было). На европейские языки переводились базовые тексты мусульманства, делались широкие исторические панорамы, изучались детали. В сумме человек конца 19 века уже несравненно больше мог знать об Исламе, чем сто лет назад. Образно говоря, чтобы писать "Подражания Корану", Пушкину нужна была мощная интуиция (читать он мог лишь перевод Корана в исполнении Верёвкина, а тот переводил с французского), а Соловьёв мог переварить уже готовую огромную информацию, собранную профессиональными историками и филологами.



В итоге он обработал лучшее в тогдашнем исламоведении: работы Коссена де Персеваля, А. Шпренгера, Р. Смита, И. Вельхаузена, А. Мюллера, Г. Гримме. Коран он читал не в подлиннике, а в разных европейских переводах. "Когда он писал для биографической библиотеки Павленкова очерк жизни и учения Мухаммеда, он внимательно проверял каждое слово при помощи авторитетной критики академика барона В.Р.Розена и здешнего гражданского ахуна, почтенного муллы Атауллы Баязитова, с которым затем был дружен до самой смерти", – писал В.Л.Величко, биограф Соловьёва. Кстати, это мулла при Соборной мечети Петербурга.



Важно осознать, что в рамках биографического очерка Соловьёв как религиозный философ дал "своеобразную христианскую апологию Ислама", развивая тенденции, заложенные ещё у Петра Чаадаева. На вопрос о сути пророческой миссии Мухаммада он ответил: "Если признавать в истории внутренний смысл и целесообразность, тогда без сомнения, такое мировое дело, как создание Ислама и основание мусульманской культуры, должно иметь провиденциальное значение, и миссия Мухаммада не может быть отнята у него...", "У Мухаммеда несомненно был специальный религиозный гений".



Провиденциальное, то есть предусмотренное замыслом Самого Творца – не гипотеза или разработка философов, а вывод из чтения Священного Писания, причём, признанного как иудеями, так и христианами. Речь идёт об особой миссии сынов Исмаила. Соловьёв, анализируя Библию, приходит к историческому и теологическому "оправданию" мусульманства: столь великое в истории человечества дело, как создание Ислама, ставшего верой многих народов, и возникновение мусульманской культуры, должно иметь провиденциальное значение. Ведь Бог обетовал Аврааму благословение Измаила, праотца арабов: "И об Измаиле Я услышал тебя: вот, Я благословлю его, и возращу его, и весьма, весьма размножу; двенадцать князей родятся от него; и Я произведу от него великий народ" (Бытие, XVII, 20).



Анализируя исторические и духовные истоки Ислама, Соловьёв осознал, что Мухаммад подчёркивал единство веры всех пророков и рассматривал собственную миссию как восстановление изначальной веры Авраама, Моисея и Иисуса: "нет различия между пророками" (Коран 2:136), ведь "каждому провозвестию – свой черёд, своё время" (6:67).



Какие стереотипы преодолел Соловьёв? Какие – нет?



Соловьёву пришлось преодолевать веками сложившиеся не только на Руси под влиянием Византии, но и в Европе стереотипы о "магометанстве", и потому некоторым темам он уделил особое внимание, дабы снять отчуждение у русских читателей.



Так, например, он опроверг представления о "религиозном фанатизме и нетерпимости" мусульман, связанные с идеей джихада. "Цель священной войны не есть обращение неверных в Ислам, а только их покорность Исламу, – пишет Соловьёв. – Таким образом, противоречие здесь только кажущееся, и в учении Мухаммада веротерпимость вполне совмещается с идеей священной войны".



Касаясь упрёков европейских учёных в том, что райское вознаграждение в Коране описывается в виде чувственных наслаждений, он указал, что это больше способ изображения будущей жизни, чем понятие о ней: "принцип этой жизни есть всё-таки для Мухаммада непосредственное общение с Богом. Идеал мусульманина – человек, который, подобно Мухаммаду, может сказать про себя: я отдал сердце Богу, и который находит в общении с Богом единственное истинное наслаждение, и в Коране заявляется, что праведные добродетельны бескорыстно ради одного Бога".



Эти аргументы, однако, не сделали самого Соловьёва муслимом. И это важно учитывать как раз для того, чтобы понять не механизм перехода мыслящего человека в Ислам (тут вообще об этом не говорим, ибо это принципиально иная тема), а именно способность христианина выработать новое, невраждебное отношение к Исламу. Диалог возможен только тогда, когда действуют два субъекта. Он отличен от миссионерства, которое стремится привести в свою веру. Соловьёвская открытость важна именно тем, что показывает возможность "понимающего понимания" носителей иной субъектности, иной веры.



Где же для него зажёгся "красный свет" на пути признания послания Мухаммада? Почему он сам не принял Ислам? Вот вывод в Заключении его книги: "Основная ограниченность в миросозерцании Мухаммада и в основанной им религии – это отсутствие идеала человеческого совершенства или совершенного соединения человека с Богом – идеала истинной богочеловечности. Мусульманство требует от верующего не бесконечного совершенствования, а только акта безусловной преданности Богу".



Но, спросим мы у уважаемого философа, почему "акт безусловной преданности" противопоставлен "идеалу человеческого совершенства"!? Не будем спорить с ним, но зафиксируем, что именно в этой точке (её физики назвали бы реперной точкой, где начинается иное качество) проявляется Христианство Соловьёва. Если бы эти акт и идеал были бы вполне взаимодополняющими (о чём говорит Ислам), он стал бы мусульманином. Ведь для Ислама здесь противоречия просто нет.



Как воспринято исследование Соловьёва?



Если принять те положительные суждения об Исламе, к которым пришёл Соловьёв, необходимо сделать из них и практический вывод. Думать позитивно о религии Ислама – следовательно, возможен и диалог между христианами и мусульманами, и далее, продолжим его логику, возможно и практическое сотрудничество. Но состоялось ли оно? Как приняли автора? Соловьёва некоторые влиятельные современники именовали не просто "мечтателем", но и выражались покрепче: император Александр III счёл его "чистейшим психопатом", удивляясь, откуда у "милейшего" его отца, известнейшего историка Сергея Михайловича Соловьёва, такой сын?! А обер-прокурор Синода Победоносцев именовал его чуть мягче – "безумным"…



Однако, мысли Соловьёва всё-таки произвели огромное влияние на многих философов старой России, часть которых после Октябрьского переворота спаслась от большевиков в эмиграции. Несмотря на атеистические гонения в течение 70 лет советской власти, его учение обрело новых последователей: Даниил Андреев с его "Розой мира", священник-богослов Александр Мень и его ученики, митрополит Никодим (Ротов) и его ученики, включая нынешнего патриарха Московского и всея Руси Кирилла (Гундяева).



Но идеи Соловьёва не были восприняты церковью как до 1917 года, так и после, когда по указу Сталина в 1943 был воссоздан Московский патриархат. Катакомбная церковь, как и РПЦЗ, были единодушны в неприятии идей Соловьёва как модернистских. Впрочем, такие дискуссии были в советское время невозможны.



А после "перестройки" богословие стало охранительным. Последователи Соловьёва развиваются в сугубо личном порядке. Итак, его идеи за прошедшие 100 лет так и не нашли отклика и реализации, как, впрочем, и отпора в виде решений богословских комиссий или Поместного собора. "Философия Всеединства" и мысли об Исламе по-прежнему в сфере свободных мыслителей вне церковных институций. По статусу это внеинституциональная христианская мысль.



Парадокс в том, что совсем иная судьба его мыслей в католичестве. Они повлияли сначала на отдельных богословов, а затем на вероучение II Ватиканского собора 1961-65 гг. А католическое исламоведение прошло путь, вдохновлённый Луи Массиньоном, которого в свою очередь вдохновил Соловьёв.



Новая формула относительно Ислама была найдена католиками не сразу, и её созревание шло десятилетиями. Не всякий христианин и в наши дни скажет, подобно Соловьёву: "духовное молоко Корана ещё нужно для человечества". А зря – ведь сформированная в Средние века враждебность богословов отдаётся эхом и в нашей повседневности.



Воспримет ли Россия мысли Соловьёва об Исламе?



Вопрос этот вовсе не академический, хотя его вот уже более 20 лет ставит академический учёный Алексей Журавский в многочисленных публикациях об исламо-христианских отношениях. Полностью разделяю с ним тревогу о том, что при отсутствии серьёзного межконфессионального диалога в России, в частности, между православными и мусульманами, государственная стабильность нашей страны мала.



В любой момент по линии сложившихся веками богословских противоречий между Исламом и Православием недруги нашей страны, недоумки и невежды внутри страны, да и просто преступники могут разжечь вражду. И временами разжигают её на местах, как бы демонстрируя всем нам: вот в любой момент мы раздуем уголья, тлеющие веками, и устроим большой пожар!.. Напомню самые свежие события этого ряда: ушедший мэр Москвы Юрий Лужков, вне сомнения, сделал очень много для столицы, но среди прочего оставил нам "мину замедленного действия" – феномен "намазов на асфальте", когда двухмиллионная умма столичного города имеет лишь 4 тесные мечети и народ вынужден молиться прямо на тротуарах в дни праздников (ССЫЛКА на мою статью на эту тему на ИсламНьюс). Сможет ли новый мэр Собянин решить эту проблему и создать для мусульман цивилизованную инфраструктуру? Напомню: его предшественник был в сговоре с одной из многих исламских структур России, не позволяя работать в городе иным законным субъектам уммы, чем играл на руку тем, кто погряз в "ментальном плену" византийских фобий об Исламе. Иначе чем объяснить это опасное "взрывоопасное наследство"?



К тому же за все годы после падения власти КПСС и введения демократического законодательства так и не сложился внутри страны межконфессиональный диалог. В Москве время от времени имитировали его, проводя парадные встречи, особенно если ждали приезда иностранных гостей. Достаточно напомнить о провале попыток диалога в рамках Межрелигиозного совета России: антиисламские публикации Романа Силантьева привели к выходу из МСР главы "Совета муфтиев России". А вот экстремальная ситуация: на переговоры с боевиками "под зелёными знамёнами Ислама", захватившими Дом культуры на Дубровке, не осмелился пойти ни один представитель духовенства – их заменили доктор Леонид Рошаль да певец Иосиф Кобзон…



Главное в лечении – профилактика!



Чуть заглядывая вперёд, зададим вопрос: а если нечто подобное ещё раз громыхнет (не дай Бог!) – кто осмелится говорить открыто и смело, на подлинно религиозной основе, с враждующими? Кто будет эффективен в реальном миротворчестве? Кто сумеет не допустить этого?



Или ещё неприятный вопрос с перспективой на будущее. А найдёт ли наша славная милиция погромщиков мусульманского кладбища в Нижнем Новгороде? Или "всё спустят на тормозах"… ведь и прессы по этому поводу практически не было – как-то "не заметили" в пылу празднования Дня народного единства… И кто поговорит по душам с этими погромщиками – какой духовный отец, с какими аргументами?..



Ставя подобные острые и в общем-то страшные вопросы, мы также имеем вполне ясные ответы: как профилактировать такие социальные преступления? Первое: сама угроза должна быть ясно осознана как гражданским обществом, так и государством. Всеми деятелями конфессий. Совестливой прессой. Педагогами всех уровней.



Посмотреть: а что было уже в российском опыте, когда удавалось позитивно выстраивать межконфессиональные и смешанные с ними межнациональные отношения? Оглядеться: а как в иных странах решают схожие проблемы? Кстати, как веками живут в одних государствах христиане и мусульмане – в Сирии, например? Быть может, последовать инициативе, недавно провозглашённой в Турции, где в городе Диярбакыр началось строительство первой в мире мечети, посвящённой Иисусу Христу? Как сообщили турецкие СМИ, тем самым мусульманская община делает шаг доброй воли навстречу представителям другой религии.



"Иисус (Иса) почитается как пророк и у нас, и у христиан, – заявил ответственный за строительство Мустафа Узун. – Посвятить ему мечеть – огромная радость для нас". По словам главы общины Абдулкерима Мелик-оглы, реакция общества на это решение была неоднозначной, но чаще всё же положительной. Он также подчеркнул, что Иса упомянут в Коране, и потому ничто не мешает посвятить ему мечеть. А священник Сирийской православной церкви (нехалкидонской) в том же городе Юсуф Акбулут оценил этот шаг как "революционный", подчеркнув, что это, по всей видимости, "первый в истории случай, когда мечеть посвящается Иисусу". Протестантский пастор Гювенер увидел в этом жест толерантности по отношению к христианам. Оказывается, именно в Диярбакыре, что в юго-восточной Анатолии, ранее была большая христианская община, по преимуществу Армянской и Сирийской православной церквей. Но в 1915 году она подверглась жестоким преследованиям и потом практически исчезла. Вот почему в этом месте и решено восстановить равновесие. А почему бы и в России, в Москве не возвести мечеть с таким посвящением?



…Завершить это "юбилейное размышление" памяти Владимира Соловьёва хотелось бы призывом: давайте не забывать, а развивать идеи выдающегося мыслителя России!



Более века назад он интеллектуально проработал вопросы, решение которых так нужно нам ныне на практике. Ведь, памятуя афоризм незабвенного булгаковского профессора Преображенского, "разруха начинается в головах, а не в сортирах…"



Джаннат Сергей Маркус

Москва, декабрь 2010 года