Берестяная грамота рассказала о том, почему татары жили в Кремле

В 2007 году сообщество российских историков и археологов облетела сенсация: во время раскопок на Подоле Московского Кремля была обнаружена совершенно целая берестяная грамота с полностью сохранившимся читаемым текстом. Все найденные до этого берестяные грамоты были лишь фрагментами.

Не менее интересным оказалось и ее содержание – опись имущества богатого вельможи Турабея, который жил в собственной усадьбе в Кремле и еще имел поместье в Суздале. В ней кроме перечисления лошадей различных мастей указаны и «люди Турабьевы». Судя по тому, что они перечисляются в списке имущества, можно сделать вывод, что они были лично зависимы от Турабея. Имена этих людей: «Ѻникейко, Молчан, Игнатко, Мос(ѣи), Баирамъ, Ахмед, Ѻнташь, Жалорь, Эска» указывают, что контингент его слуг был интернационален. Среди имен фигурируют как славянские, так и тюркские. В грамоте также указывается, что они получают жалованье на общую сумму 4 серебряных рубля: «А всего серебра на людехъ Турабьѥва в дѣлѣ | 4 руб(ли)».

Кроме этого в документе упоминается некий Кощей (явно имя тюркского происхождения), которому достаются двадцать шесть лошадей из суздальского поместья Турабея, в то время другие скакуны передаются по наследству его жене. Среди свидетелей передачи имущества фигурируют Елбуга (явно тюрок) и игумен московского Ильинского монастыря Федор, что также свидетельствует о тесном переплетении славянского и тюркского элементов верхушки общества Великого княжества Московского.

В московской усадьбе Турабея насчитывалось девять верховых лошадей (»А всѣх ѣздо|вных девѧтер(о)»). Из этого, учитывая количество его слуг, следует предположение, что он он находился на военной службе у московского князя и в походах его сопровождали разноплеменные вооруженные охранники. Это подтверждается многочисленными деталями доспехов и воинского снаряжения, найденными на месте раскопок. Таким образом данный хозяйственный документ предоставляет дополнительные сведения о том, что тюркский служилый элемент, прежде всего, выходцы из Орды, активно участвовали в формировании российской знати.

Русские летописи фиксируют выезд из Орды и поступление на службу к русским князьям татарских феодалов уже с 90-х годов XIV века, а к середине XV века этот процесс принял массовый характер. Например, только в 1446 году на службу к великому князю московскому выехали 500 ордынцев хана Улуг-Мухаммеда.

Татар принимали в Москве с большим почетом, так что это даже вызывало раздражение у других русских князей. Князья Дмитрий Юрьевич Галицкий, Иван Андреевич Можайский и Борис Александрович Тверской писали великому князю московскому Василию II: «Почто еси Тотарь привель на Рускую земълю, и городы далъ еси имъ и волости в кормленье? А Тотаръ любишь и речь ихъ любишь паче меры, а хрестьянъ томишь безь милости, а злато и сребро Тотарамъ даешь, и именье великое».

Но несмотря на сопротивление знати, такая политика в Московском государстве продолжалась вплоть до XVII века. Русские дворяне, представлявшиеся потомками выходцев из Орды, гордились своими родословными и даже, бывало, фальсифицировали их. Так, представители рода князей Кропоткиных в XVII веке утверждали, что их предок выехал из Золотой Орды на службу московскому князю. Однако бдительные дьяки из Разрядного приказа опровергли их версию, указав со ссылкой на родословицы XVI века, что те происходят из смоленских Рюриковичей.

Документы, подобные берестяной грамоте, найденной на Подоле Московского Кремля имеют крайне важное значение. Они на деле подтверждают тезис о том, что Московское централизованное государство – плод общих усилий славян и тюрков, внесших большой вклад в его укрепление и процветание.