О статусе женщин крестоносцев и отношениях между полами

Из мемуаров жившего с крестоносцами (франками) Усамы ибн Мункыза (1095–1188), который был членом правящей династии Шайзара на севере Сирии. Его жизнь и деятельность лучше всего описал Филип К. Хитти, переводчик его «Мемуаров» на английский язык.

Встречаясь с франкскими мужчинами и женщинами на социальном уровне, Усама с удовлетворением отмечал силь­ный характер франкской женщины, хотя его не устраивала ши­рота той свободы, которая была предоставлена ей, и он воз­лагал вину на франкского мужчину за его недостатки в этом отно­ше­нии. Он заметил социальную открытость франк­ской женщи­ны, ее готовность участвовать в празднествах, торжествах и общественных мероприятиях. Он писал о ее мужестве и сильной воле, особенно в тех случаях, когда ей приходилось сражаться против мусульман. В одном из рассказов Усама повествует о том, как франкская женщина ранила мусуль­ма­нина своим кувшином во время одного из мусульманских набегов на крестоносцев недалеко от Аскалана. После того как ее муж был убит, она ударила его убийцу, Бади ал-Сулайби, одного из амиров Египта, деревянным кувшином, нанеся тому две раны, которые оставили след на его лице[1]. Другие источ­ники подтверждают мужество, которое Усама наблюдал у франкской женщины. Стивен Рансимен утверждает, что «при всей своей утонченности и томности они (франкские жен­щины) были такими же отважными, как их мужья и братья. Многим дворянкам пришлось возглавить защиту своих замков в отсутствие мужа»[2].

Усама также описывает франкскую женщину как твердо придерживающуюся своих убеждений и ревностную в вере. Одна из франкских женщин, попавшая в плен в одном из набегов, вышла замуж за владыку замка Джабар и родила ему сына, который после смерти отца стал правителем замка. Его мать обладала небывалой силой воли. Эта женщина, как рас­сказывает Усама, «вступила в сговор с бандитами, которые помогли ей выбраться из замка по веревке. Бандиты отвезли ее в Сарудж (к юго-западу от Эдессы), который в то время при­надлежал франкам. Там она вышла замуж за франкского са­пож­ника, в то время как ее сын был хозяином замка в Джабаре[3]. Таким образом, она предпочла жизнь с сапожником из своего народа и религии жизни с мусульманским принцем. Это пример мужества, авантюризма, религиозного и националь­ного рвения со стороны этой франкской женщины, которая отказалась ассимилироваться с себе подобными, как пытался доказать Усама.

Что больше всего беспокоило Усаму, так это открытые и свободные сексуальные отношения франков. Он был потря­сен до глубины души отсутствием у франков полового вле­чения и ревности в сексуальных вопросах. По этому поводу он пишет следующее: „Франки лишены всякого сексуального влечения и ревности. Один из них может идти со своей женой. Он встречает другого мужчину, который берет жену за руку и отходит в сторону, чтобы поговорить с ней, в то время как муж стоит в стороне и ждет, пока жена закончит этот разговор. Если с его точки зрения она задерживается слишком долго, он оставляет ее наедине с собеседником и уходит“[4]. 

По поводу свободных половых связей и отношения к ним франкских мужчин он рассказал следующую историю, кото­рую сам слышал об одном франке, когда-то продававшем вино купцам: „Однажды этот франк пришел домой и обна-ружил какого-то мужчину со своей женой в одной постели. Он спросил его: ‚Что могло заставить вас войти в комнату моей жены?‘ Мужчина ответил: ‚Я устал, поэтому я решил отдохнуть‘. ‚Но как, – спросил он, – вы попали в мою постель?‘ Тот ответил: ‚Я обнаружил кровать, которая была застелена, поэтому я уснул в ней‘. ‚Но, – сказал он, – моя жена спала вместе с вами!‘ Тот другой ответил: ‚Ну, кровать же ее. Как я мог воспрепятствовать ей пользоваться собствен­ной постелью?‘ ‚Клянусь моей религией, – сказал муж, – если вы сделаете это снова, мы с вами поссоримся"»[5]. Усама, не скрывая своего изумления, комментирует эту историю следующим образом: „В этом и заключалось для франка все выражение его неодобрения и предел его ревности“[6].

Среди прочих рассказов Усамы о франкских привычках касательно отношений между мужчинами и женщинами есть рассказы о женщинах, принимающих ванну с мужчинами в одном и том же месте, а также о том, как франкские мужчины относились к человеческому телу, телу мужчин и женщин, и как они позволяли незнакомцам видеть своих жен даже обнаженными. Нижеприводимую историю Усаме рассказал банщик по имени Салим, который одно время отвечал за баню отца Усамы: 

Как-то я открыл баню в Ал-Маарре, чтобы заработать себе на жизнь. В эту баню пришел франкский рыцарь. Франки неодобрительно относятся к наматыванию покры­вала вокруг талии в бане. И вот, этот франк протянул руку и, стянув с меня покрывало, отбросил его. Он по­смотрел и увидел, что я недавно обрил свои лобок (лобковые волосы). Поэтому он закричал: „Салим!“ Когда я прибли­зился к нему, он протянул руку к моему лобку и сказал: „Салим, хорошо! Клянусь моей религией, сделай то же самое для меня“. Сказав это, он лег на спину, и я обнаружил, что в этом месте волосы у него были похожи на его бороду. Так что я побрил его. Затем он провел рукой по тому месту и, обнаружив, что оно стало гладким, сказал: „Салим, клянусь моей религией, хочу, чтоб ты сделал то же самое мадам“, имея в виду свою даму. Затем он приказал своему слуге: „Скажи мадам, чтобы она пришла сюда“. Следуя приказу, слуга пошел и привел ее, заставив войти в баню. Она то же легла на спину. Рыцарь повторил: „Сделай ей тоже, что ты сделал мне“. Поэтому я сбрил все волосы, пока ее муж сидел и смотрел на меня. Наконец он поблагодарил меня и вручил плату за мою работу[7].

Рассказывая большую часть этих историй, Усама не рас­сматривал их содержание как общепринятое нормативное по­ве­дение, отражающее различные модели ценностей франков. Введенный в заблуждение своими собственными предполо­же­ниями, он счел их проявлением отсутствия сексуального влечения и ревности со стороны франкского мужчины. Он не смог увидеть в этих обычаях результат франкского понимания отношений между полами, которое полностью отличалось от его собственного, исламского понимания. Вместо этого он воспринял их как противоречие в ментальной структуре франкского мужчины. Главное, что смущало его в таких слу­чаях, так это то, как примирить тот факт, что франк, с одной стороны, был сильным воином и человеком необычайной отваги, и в то же время совершенно не испытывал сексуаль­ного рвения и ревности по отношению к женщинам. Его психологическая проницательность убедила его в том, что „смелость – не что иное, как продукт рвения и стремления быть выше дурной репутации“[8]. А если франку недостает этого рвения и честолюбия, то как он вообще может быть смелым? Однако на этот вопрос можно ответить следующим образом: мужество и энтузиазм франка в вопросах, связанных с войной, могли проистекать из религиозного рвения или любого другого серьезного мотива, в то время как его отно­шение к женщинам было вопросом социальных и культурных традиций.

[1] Memoirs. P. 158.

[2] Steven Runciman. A Historyof the Crusades. Vol. II: The Kingdom of Jerusalem and the FrankishEast. 1100–1187. Harper and Row, New York, 1965. P. 317.

[3] Memoirs. P. 160.

[4] Memoirs. P. 164.

[5] Ibid. P. 164–165.

[6] Ibid. P. 165.

[7] Memoirs. Pp. 165–166.

[8] Memoirs. P.  166.