Женщины Великой Степи - между исламом и кочевой традицией

Ислам в Половецкой или Великой степи стал распространяться достаточно давно. Этот процесс неразрывно связан с именем философа и суфия Ходжи Ахмеда Ясави, духовным наставником которого был легендарный Арыстан-Баба (Арслан-Баба). Его мавзолей находится в городе Туркестан на территории современного Казахстана.

Окончательно в этом регионе исламская религия закрепилась во времена Золотой Орды.

Однако народные обычаи и образ жизни кочевников продолжали играть огромную роль в формировании их самосознания, и «степной» ислам по своим внешним проявлениям отличался от той его формы, которая господствовала среди оседлого городского населения Центральной Азии и Ирана.
Применительно к женщинам это означало, что они не вели затворнический образ жизни. Они активно участвовали в жизни своих родов и племен, будучи верными спутницами отцов, братьев и мужей в бесконечных передвижениях по бескрайним просторам и деля с ними все тяготы кочевой жизни.

Степные женщины не знали никаба (паранжи), поголовно ездили верхом, стреляли из лука, принимая участие в загонных охотах, которые часто практиковались кочевниками и могли высказывать свое мнение о том, как обустроить жизнь племени для всеобщего блага его членов.

Стоит учитывать, что все поколения одной семьи зачастую проживали в одной юрте, которая не делилась на мужскую и женскую половину, и вся жизнь женщины-кочевницы протекала на виду.
Существовал и доныне существует у потомков кочевых тюркских народов обычай выплаты калыма за невесту, который в отличие от махра, передавался не самой девушке, а ее семье. Если махр символизирует намерение мужчины жениться и является некоей компенсацией женщине при разводе, то калым является выкупом за девушку ее семье, которая при ее вступлении в брак как был лишается своей неотъемлемой доселе части.

Судя по эпосам кочевых народов Центральной Азии, в которых получил отражение и быт, в отдельных случаях женщины, прежде всего, представительницы степной аристократии могли и сами проявить инициативу и предложить себя в жены, но также не простым кочевникам, а мужчинам, равным себе по происхождению. Так, в эпосе о Камбар-батыре красавица Назым сама предлагает ему взять ее в жены.

Существовали и традиционные игры, где молодые люди и девушки могли как бы невзначай познакомиться и выбрать себе пару, например, айтыш (сказ, сказание), практикующийся до сих пор у народов с кочевым прошлым (казахов, киргизов), и сохранившийся в том числе у башкир. Это песенный диалог, когда пара сказителей-акынов соревнуется в стихотворной импровизации, как бы «подкидывая» окончание темы сопернику, который обязан ответить на своеобразный словесный вызов. Такие соревнования были нередки между мужчинами и женщинами, которые, как говорится, в карман за словом не лезли и могли в ответ на двусмысленную стихотворную сентенцию ответить не менее простонародным грубоваты юмором. Например, в том же башкирском эпосе «Акбузат», где дочь подводного царя, красавица Нэркэс, постоянно находится в диалоге с другим героем – Хаубан-батыром. Подобное было немыслимо в городах с оседлым мусульманским населением Центральной Азии.

Справедливости ради стоит упомянуть и совершенно неисламский обычай похищения невест, который, впрочем, порицался и неписанным кодексом поведения кочевников и за осуществление которого могли последовать определенные санкции к роду или племени похитителя со стороны других племен.

При этом нет ничего удивительного в том, что дозволенное в исламе многоженство прижилось среди кочевых народов, особенно знати, и легко сочеталась со степным обычаем левирата – брака вдовы с ближайшими родственниками своего умершего мужа, в первую очередь – с его братьями.

С другой стороны, в кочевой иерархии мужчина оставался главным персонажем, ведь именно он был добытчиком и защитником семьи, рода и племени, и решающее слово всегда оставалось за ним, что полностью соответствует учению ислама.