Начав выступление с цитирования Корана, президент Ахмадинежад завладел вниманием аудитории, сохранив при этом общую непринужденную атмосферу. Когда звучит Коран, слушатели по традиции молчат. К тому же, коранический аят, процитированный к месту, подобно эпиграфу к произведению, раскрывает фабулу последующего изложения. Чувствуется, как все присутствующие в зале освобождаются от суетных мыслей, вспоминая превосходство Всевышнего – и подлинное величие вождя проявляется в выражении его смирения перед Создателем.
Как я уже говорил, задокументировать приветственную речь возможности не представилось. Впрочем, в этом я усматриваю промысел Высшего Провидения, дабы иметь возможность познакомить читателя не с краткой речью, которую воспримет далеко не всякий непосвященный в тонкости исламской терминологии, а с общим обзором состояния дел в Иране. В конечном итоге, президентская речь также сводилась к основным тезисам, касающимся религиозной жизни, экономических и социальных проблем и вопросов международной политики.
Для начала – несколько слов о самом мероприятии. Делегаты со всего мира съехались в Тегеран для того, чтобы принять участие в конференции, организованной Всемирной Ассамблеей Ахли-ль-Бейт («Людей дома пророка (мир ему)», особо почитаемых в шиизме). И все же не стоит считать данный съезд исключительно шиитским делом – я говорю об этом не только как убежденный сторонник сближения мусульманских течений и единства всех мусульман мира (да и текущий год объявлен Духовным лидером Ирана аятоллой Хаменеи годом сближения мазхабов), к тому меня подвигают и объективные доводы.
Во-первых, среди делегатов было немало братьев и сестер – суннитов (из Ирака, Канады и других стран). Во-вторых, программе единения представителей мазхабов были посвящены выводы специальных комиссий по Ираку и Ливану, в-третьих, в своих личных докладах каждый участник, если и делал акцент на своей шиитской идентичности, то лишь в том аспекте, каким образом мы, шииты, можем послужить нашим братьям-мусульманам в деле их единения и упрочения социальной стабильности и материального благополучия, а также – что не менее важно – защиты прав человека, которые особо часто нарушаются сегодня в отношении мусульман, причем в странах так называемого «исламского мира» – не реже, чем в немусульманских, без разбора межмазхабных отличий.
Впрочем, мне и раньше доводилось бывать в Иране, где никто и никогда не имел дурной привычки наблюдать из-за угла за совершением намаза другим единоверцем, а затем вкрадчиво интересоваться: а ты какого мазхаба? Это кто научил тебя таким движениям? – сам при этом, естественно, не будучи обременен знаниями по мусульманской юриспруденции или основам веры. Скажешь, бывало, такому доморощенному проповеднику: «твоих братьев убивают в Ливане, под бомбами гибнут дети» – а он в ответ: «Нам надо сначала нюансы вероубеждения привести к общему знаменателю, а затем решать глобальные вопросы».
Я и раньше понимал, но теперь, находясь в гуще событий, в географическом центре мусульманского мира, всем существом своим ощутил: тот, кто так говорит – предатель. Тот, кто говорит, что его мало заботит, как его бывшие братья по вере торгуют спиртным в забегаловках Марселя, а бывшие мусульманские женщины становятся предметом купли и продажи на грязных улицах Брюсселя и Амстердама, зато его бросает в конвульсивную дрожь образ религиозного брата, читающего намаз в одном с ним ряду, в той же мечети, но с иным положением рук, такой человек – лицемер. Кто говорит, что у мусульман давно выработался иммунитет против влияния западной культуры, зато мифическое «иранское влияние», дескать, разлагает умму изнутри, тот либо слепой, либо провокатор. И сказал Всевышний Аллах в Священном Коране: «И свяжитесь вервью Аллаха все вместе, и не разделяйтесь»!
Но помимо обстановки общемусульманского единства, на меня не могло не оказать впечатления искреннее, чистосердечное единство национальное. Казалось бы, что здесь удивительного? Ведь еще святой пророк Ислама сказал: «Нет превосходства белого над черным и араба над неарабом, кроме как по степени его богобоязненности». Однако в сегодняшней Москве мы наблюдаем мечети, именуемые среди прихожан «кавказская», «татарская», «азербайджанская» – и это при том, что в российской столице всего шесть мечетей! В Праге на одной улице в противоположных домах находятся «арабская» и «турецкая» мечети, в Брюсселе имеется даже отдельная «ливанская» мечеть, при том что языковая общность уж никак не должна бы допустить отделения ливанских арабов от, скажем, алжирских или марокканских, которых в Бельгии – большинство.
Подобные проблемы имеют место по всей Европе – в Германии, Франции, Голландии, Англии – везде, где есть мусульмане, которым Всевышний устами пророка передал строгий наказ не разделяться. Так что, к сожалению, на первый взгляд очевидные вещи представляются многим совсем не очевидными, и создаваемые искусственно трения на почве национальности или мазхаба побуждают многих верующих и вовсе оставлять мечети, поскольку нагнетаемая в них обстановка напряжения и подозрительности не оставляет места духовному сосредоточению. Но, по крайней мере, сегодня здесь, в Тегеране, можно на время отвлечься от этих печальных мыслей.
Мусульманская община практически каждой из стран-участников (а их было более 100) представлена делегатом коренной для этой страны национальности, поэтому и болгары, и немцы, и голландцы, и итальянцы соседствовали здесь с представителями Ганы, Сенегала, Кот д’Ивуара, Гвинеи-Бисау, Бразилии, Аргентины, Азербайджана и легко находили общий язык – и в прямом, и в переносном смысле. Поначалу было даже удивительно наблюдать, как два этнических африканца – из бывшей португальской и бывшей французской колонии легко общаются между собой на фарси – оба в свое время отучились в Иране. Что касается арабского, то вообще среди участников конференции было немного таких, кто бы его не знал. И дело не только в государственном образовании.
[pagebreak] В этой связи мне вспоминается характерный эпизод, имевший место в 1999 году, на встрече представителей частного сектора в Яунде, столице Камеруна. Мне, как делегату от России, еще даже не претендовавшей на статус наблюдателя в Организации Исламской Конференции, предстояла ответственная роль: в своем докладе обосновать необходимость присутствия нашей страны на мероприятии, созванном под эгидой ОИК. И как назло – неожиданная неприятность: пролил кофе на последнюю парадную сорочку в фойе гостиницы (по иронии судьбы – тоже «Хилтон»).
Гостиничный бутик оказался закрыт – то ли на обеденный перерыв, то ли по техническим причинам – теперь уже не припомню. Значит, бежать за новой рубашкой ближе всего через дорогу, на огромный круглый рынок, во всяком случае – не доведется заблудиться. В стране два официальных языка – французский и английский, но ни одного англоязычного камерунца мне пока не привелось встретить в столице, более того, многие банки отказываются обменивать доллары – давайте французские франки: «есть у вас нормальные деньги?» И все же – с моим посредственным знанием французского – я нашел провожатого, который любезно указал мне на своего коллегу-торговца, располагавшего широким ассортиментом сорочек подходящего размера.
В Африке, как и на Востоке, приобрести товар, предварительно не поторговавшись, считается едва ли не признаком неуважения к продавцу: и в самом деле, покупатель ведь не милостыню ему швыряет пренебрежительно, здесь требуется обстоятельный разговор, по существу дела. Так наш разговор и состоялся. Сначала – на французском: он – называл свою цену (без особого энтузиазма снижая ее на пять сотен франков КФА), я отвечал ему неизменными «C’est cher» и «Incroyable» (дорого, неслыханно), пока мой взгляд не упал на книгу, скромно лежащую в углу прилавка.
Арабский заголовок, выполненный изящным каллиграфическим почерком, гласил: «Аль-Муватта имама Малика (Р)». «Ты читаешь имама Малика?», спросил я у торговца, переходя на арабский. Тот в ответ согласно кивнул и радостно заулыбался: при виде европеоидного единоверца энтузиазма у него явно прибавилось: «Брат, мусульманин?» – «Хвала Всевышнему», отвечал я, «из Москвы». Само собой разумеется, что наш разговор приобрел совсем иное направление: согласившись уступить товар за минимальную цену, продавец поинтересовался: «В России много мусульман?» – «Много, миллионов двадцать будет». «И все говорят на арабском?» Ну что здесь можно ответить? Разве что вопросом на вопрос: «А у вас?». Собеседник не растерялся, опять согласно кивнул, сказал гордо: «В мечети наш шейх всех учиться заставляет. По вторникам, четвергам и субботам все ходим в вечернюю школу, полтора часа язык учим, затем – религиозные науки».
Так весь мусульманский квартал Яунде – торговцы, портные, ремесленники – стал не просто на 100% грамотным, но и получил фундаментальное исламское образование. Тот, кто сталкивался с литературой по хадисам и фикху, может оценить степень сложности текстов имама Малика и, соответственно, уровень владения арабским моего собеседника.
Этот пример я привожу не случайно. Оказавшись в Пакистане четыре месяца спустя, я столкнулся с вопиющей неграмотностью населения: лишь половина мужчин и меньше четверти женщин могут считаться условно грамотными, то есть – способными кое-как нацарапать свое имя и фамилию. Я спросил у местного чиновника: «В чем проблема?» и получил стандартный ответ: малый бюджет системы образования, тяжелое постколониальное наследие и все прочее в этом духе. Я бы поверил ему, если бы не имел перед глазами пример Камеруна – страны, где муллы не утратили совесть, не забыли об ответственности перед простыми мусульманами, возложенной на их плечи Всевышним в силу обретенного статуса.
Если бы не видел, как в Пакистане те же муллы, ставшие во время премьерства Наваза Шарифа привилегированной кастой, разъезжают по Карачи и Лахору на роскошных автомобилях, наживаясь на наивных предрассудках людей, готовых отдать им последние гроши за чтение молитв или написание заговоров и изготовление талисманов, что противоречит устоям ислама, зато материально выгоднее, нежели играть роль истинно духовных вождей. Повышение народной грамотности – явно не в их интересах.
В том же, 2000 году я впервые посетил Иран и лично засвидетельствовал разительный контраст с Пакистаном, также именуемым Исламской республикой. Да, здесь тоже есть свои проблемы. Есть муллы, которые, воспользовавшись своим привилегированным положением, используют его в личных корыстных целях. Есть такие, которые целенаправленно закрывают глаза на борьбу с религиозными предрассудками, проявлениями языческих пережитков, понимая, что гораздо легче превратить могилу святого в копилку (куда посетители бросают не только монетки, но и крупные купюры), нежели зарабатывать деньги своим умом и руками.
И все же – в современном Иране есть государственная программа всеобщего образования. Уже в первые два десятилетия после победы Исламской революции процент неграмотных по сравнению с шахским правлением снижен с 60 до 10! Действует Общество сближения исламских мазхабов, свободно продается религиозная литература – не только шиитские публикации кумской школы, но абсолютно любая, позволяющая сделать объективный сравнительный анализ – а в таких условиях грамотный человек рано или поздно отличит истину ото лжи. Поскольку, помимо чувства собственной элитарности, иранские муллы обладают еще и чувством дисциплины, чувством долга перед религией и государством, высшим духовным лицом которого (обладающим правом вето даже на решения президента в случае несоответствия шариату) по конституции избирается наиболее квалифицированный из них, с незапятнанной репутацией.
И сейчас, в 2007 году, президент республики объявил о выделении пяти миллиардов долларов на строительство дополнительных государственных начальных школ, что позволит получить базовое образование всем иранцам, независимо от региона проживания. Во всяком случае, объективно можно констатировать тот факт, что современный Иран уже обгоняет Россию по уровню грамотности населения.
Безусловно, не вызывает удивления тот факт, что я, будучи делегатом официального мероприятия, не встретил в Иране ни одного неграмотного. Но, даже отправившись в самостоятельную прогулку по городу на такси, я не наблюдал в Иране и еще одного явления: нищих попрошаек на улицах. Возле мечетей, как и возле любых храмов мира, есть одиночки, просящие милостыню. Но такие случаи – действительно единичные. Даже вокруг грандиозного комплекса при усыпальнице имама Резы в Мешхеде, ежегодно притягивающей миллионы паломников.
Как и на каждом съезде Ассамблеи, посещение святого города Мешхеда, как и Кума – одного из центров шиитской мысли – предусмотрено нашей программой. Но эти путешествия еще впереди. А пока мы заканчиваем рабочий день плановыми заседаниями и готовимся к завтрашней торжественной встрече – с духовным лидером Ирана, аятоллой Хаменеи.
Продолжение следует.
Войти с помощью: