Советский Дом Аркама*

Листая старую коробку с фотографиями, я наткнулся на выцветший снимок, сделанный десятилетия назад в далёком краю. Я долго всматривался в лица, будто они звали меня из глубины времени: «Верни нас туда…».

И вот память перенесла меня в московскую осень середины 1980-х, когда деревья одевались в золото и багрянец, а листья, подхваченные лёгким ветром, шелестели под ногами прохожих, словно шёпот времени, тихо утекающего в вечность. Тогда город казался облачённым в достоинство, подобающее величию эпохи и смене времён.

Я был тогда молодым, в расцвете сил, когда души раскрываются, как цветы под первыми лучами солнца, когда грудь полна энергии, а сердца жаждут приключений. Нас не сковывали сложные расчёты — мы шли навстречу жизни с лёгкостью ветра, веря, что мир шире узких границ. Молодость — это время дерзаний и безграничной веры, время, когда крепнет дружба и накапливаются воспоминания, которые, как роса, остаются с душой до конца дней.

Начало истории

Осенью 1985 года ко мне подошёл старший товарищ с многозначительной улыбкой и сообщил, что договорился о моей встрече с молодым татарином-мусульманином. Эта встреча положила начало долгой истории, связанной с маленьким домом, который стал для меня советским Домом Аркама* — центром веры в сердце Москвы и дверью в мир воспоминаний и уроков, тянущихся до сегодняшнего дня.

«Он твоего возраста, недавно закончил армию и поступил в университет, близкий к твоей специальности. Ему нужна помощь с некоторыми предметами, и я думаю, вам будет полезно сотрудничать».

Этим юношей был Мухамед Саляхетдинов. Мы впервые встретились в воскресенье на полуденной молитве в мечети на Проспекте Мира. Воскресенье было единственным выходным, и мы использовали его для встреч и поездок, чаще всего — для посещения мечети, где среди чуждой среды могли вдохнуть воздух веры.

В те времена Советского Союза общение иностранцев с местными мусульманами было запрещено и могло привести к проблемам, вплоть до отчисления из университета, как уже случалось с некоторыми братьями до нас. Поэтому мой друг предупредил меня быть крайне осторожным.

До сих пор помню тёплое рукопожатие Мухамеда, твёрдый блеск в его глазах и улыбку, от которой казалось, будто мы знакомы давно. Он дал мне свой номер телефона, который я помню до сих пор.

Так я познакомился с Мухаммадом — парнем из набожной татарской семьи. Его внешность удивила меня: в моём представлении татары были смуглыми и восточными, а он оказался светловолосым и голубоглазым, с горячей любовью к исламу. Его дом стал первым советским домом, куда я вошёл за пределами университетского общежития.

Первая поездка в дом

Мы договорились встретиться в следующий раз у него дома, предварительно созвонившись, чтобы он встретил меня на станции метро «Комсомольская», у выхода из первого вагона. Он объяснил, что дорога от моей станции («Юго-Западная») займёт 45 минут — и оказался точен, как и все советские люди.

Чтобы добраться до их дома, мне пришлось сесть на электричку — новый и волнующий опыт, полный ощущения приключения. Мне казалось, будто я покидаю Москву без официального разрешения, что было запрещено и могло повлечь наказание, отчего поездка стала смесью радости и вызова. Поезд мчался через окраины, стук колёс по рельсам отбивал ритм, а в груди стучало сердце. Лишь годы спустя я узнал, что станция «Лось», возле которой они жили, находилась в черте Москвы!

Маленький дом — большое влияние

Его мать (да смилуется над ней Аллах) встретила меня татарским чаем, который всегда подаётся со сладостями или выпечкой. Она выносила из кухни блюдо с тёплым ароматом, напоминающим смесь сливочного масла и свежего хлеба, — золотистые татарские пирожки с мясом и луком (перямяч), сладкие ватрушки с вареньем. Пар поднимался от горячей выпечки, манил взгляд и наполнял комнату уютом и гостеприимством. Она ставила угощение перед нами с тихой улыбкой и оставляла нас заниматься в тишине. Через год её не стало, но память о ней осталась в сердце.

Его отец, шейх Абдулхай абый (недавно скончавшийся), работал в мечети на Проспекте Мира. Их жилищем была скромная двухкомнатная квартира в старом советском доме — маленькая по площади, но огромная по значению, всегда наполненная гостями из мечети, приезжавшими со всего Союза. Они обменивались историями, поддерживали друг друга в истине и терпении, скрываясь от глаз надзирателей. Я назвал это место «Советский Дом Аркама» — по аналогии с домом Аркама в Мекке до хиджры.

Здесь я встретил братьев из Таджикистана: Мухаммада Шарифа (Химатзода) (да смилуется над ним Аллах), впоследствии ставшего лидером Партии исламского возрождения Таджикистана, Абдуллу (Абдулмалика), превратившего маленькую молельню на окраине Москвы в центр знаний, Саида Умара — тихого и кроткого, до сих пор томящегося в тюрьме в Таджикистане, Холида, защищавшего Душанбе в начале гражданской войны, и Саида Ибрагима, инженера из Куляба на границе с Афганистаном.

Они сидели тесным кругом, говорили тихо, а когда подавали чай, доставали привезённый с собой хлеб «нон» — его вкус был особенным в сочетании с чаем. В их глазах читалась осторожность, но тепло братства было сильнее страха.

Здесь я впервые услышал о шейхе Абдулле Нури (да смилуется над ним Аллах), арестованном за тайное обучение религии на дому. После освобождения шейха я навестил его в Курган-Тюбе, а позже мы не раз встречались в Душанбе.

Удивительная история освобождения

Брат Мухаммада Шарифа всё ещё сидел в тюрьме по обвинению в попытке перейти границу в Афганистан во время войны. Я рассказал о его деле другу-журналисту, и тот опубликовал обращение. Вскоре западные организации и Красный Крест засыпали тюремную администрацию письмами с требованием освободить его. Их интерес был не бескорыстен — это был повод ударить по СССР в информационной войне. На фоне перестройки события развивались стремительно, и его выпустили. Забавно, что он сам ничего не знал об этой кампании до самого освобождения — так же, как и тюремное начальство!

Друзья с гор

Там же я познакомился с братьями из Дагестана: Мухаммадом Саидом Даргинским и его товарищами из села Уллуая в Левашинском районе. Это были люди знания, крепко державшиеся шариата, в чьих чертах читалась суровость гор, а в арабской речи — особый напев, словно свежий ветер с вершин. Позже мне довелось побывать у них в гостях.

Также я встретил Мухаммада Бижиева (известного как «Мухаммад Карачай») — энергичного кавказца, впоследствии возглавившего кампанию, которая сместила коммунистического кандидата на выборах в его республике (Карачаево-Черкесия).

Тёплый подвал зимой

Рядом с домом Мухаммада находился подвал котельной, где его родители подрабатывали по договору с районной администрацией. Мы собирались там для уроков и встреч — это был своего рода первый исламский центр.

Подвал пах сырым деревом, на стенах висели тяжёлые пальто (телогрейки), а сквозь щели пробивался ледяной ветер, напоминая, что Москва снаружи укрыта белым снежным покрывалом. У входа лежали лопаты и кирки, блестевшие под тусклым жёлтым светом. Тепло создавали смех и разговоры братьев, затягивавшиеся до вечера. Среди них были Хасан-абы, Раис, Равиль, Рауф и другие — в атмосфере, где зимний холод снаружи смешивался с теплом братства внутри.

Мне особо запомнился случай, когда мы с Хасан-абы ехали в переполненном автобусе по зимней Москве, стёкла были покрыты толстым слоем льда, а снаружи мерцали тусклые фонари. Вдруг он резко потянул меня к выходу на остановке, хотя до нашей цели было далеко.

«Тот человек… он следит за нами!» — прошептал он.

Я успокоил его, но он уверенно ответил: «Ты их не знаешь, а я вижу с первого взгляда». Этого было достаточно, чтобы я почувствовал тяжесть жизни в мире, где за тобой следят.

Первые слова по-татарски

Благодаря этим встречам я выучил несколько татарских фраз, которые повторял с акцентом, вызывая смех. Больше всех меня учил шейх Раис, позже уехавший в Бухару за знаниями и ставший имамом Московской соборной мечети. Он терпеливо поправлял моё произношение, а первым словом, которое я запомнил, было «Исанмысез» (татарское приветствие), ставшее мостом к их сердцам.

Однажды зимним вечером я вышел из подвала после тёплой встречи. Раскрыл дверь — и московский мороз ударил в лицо, будто будил от внутреннего тепла. Снег падал крупными хлопьями, тая на моём пальто, пока мы шли к электричке.

Станция, как и все окраины зимой, тонула в темноте, разбавленной лишь жёлтыми фонарями. Я стоял, пряча руки в рукава, чувствуя, как холод щиплет нос, а снег медленно покрывает платформу. Раздавшийся вдали гул поезда был словно зов, связующая нить с большим городом.

Мухамед Саляхетдинов, Абдулхай абы и Али Абу Исам

Заключение

С каждым из этих друзей связана отдельная история. Кто-то уже ушёл к милости Создателя, кто-то остался на избранном пути. Сегодня, вспоминая те дни, я понимаю, что прошло почти сорок лет с той первой встречи, задуманной как помощь в учёбе, но ставшей началом долгого пути веры, протянувшегося от Москвы до окраин СССР.

Позже, если на то будет воля Аллаха, я напишу отдельно о каждом из этих братьев, а также о других людях, с кем свёл меня Господь на этом пути, ведь каждый оставил неизгладимый след в памяти и заслуживает своего рассказа.

«Советский Дом Аркама» был больше, чем просто маленькая квартира на окраине Москвы. Это была школа жизни, гавань спокойствия и свет веры во времена молчания. Он научил меня, что искренняя дружба может начаться с одного шага и длиться всю жизнь, что принципы можно отстаивать даже в самых суровых условиях, что одно доброе дело может открыть двери для угнетённого, а скромные дома могут стать центрами света, хранящими веру и надежду.

Эта история — не просто воспоминание о встречах в далёком прошлом. Это свидетельство эпохи, о которой мало кто расскажет, история людей, сохранивших веру под надзором властей и передавших её другим.

Свет рождается даже в самой тьме, а братство веры строит мосты между сердцами, преодолевая границы, политику и страх. Те дни научили меня, что верующие сердца превращают скромные дома в маяки, а электрички могут везти нас к самым важным встречам в жизни.

Записывая эти строки, я хочу сохранить для истории рассказ о братьях, которых объединила не выгода или родство, а любовь к Аллаху и Его Посланнику, и стремление служить религии в земле, где имя Его произносили шёпотом. Дружба ради Аллаха — это завет, который не стирают годы.

Пусть этот рассказ напомнит, что призыв к истине не знает границ, что добро можно сеять даже в тесноте, а семена, посаженные втайне, могут дать плоды, которые невозможно представить.

Прошу вас помянуть нас в своих молитвах — может быть, они станут нашей поддержкой в Судный день и данью памяти путешествию, которое началось и завершилось, но чьё братство останется в сердце навсегда.

________________________________________________

*Дар аль-Аркам (араб. دار الأرقم — «Дом Аркама») — историческое место в Мекке, имеющее особое значение в истории ислама. Это дом сподвижника Пророка Мухаммада ﷺ Аркама ибн Абу аль-Аркама, который в ранний период исламского призыва стал тайным центром собрания первых мусульман и распространения религии Единобожия.