В московское метро с Кораном

В недрах Москвы, там, где возвышаются дворцы советского народа, встречаются история и творчество, искусство и культура, а лица людей тонут в книгах. Там я понял, что метро — это не просто поезд, идущий под землёй, а молельня, освещающая сердца, и музей, хранящий память народа. Оно было не только средством передвижения, но и уроком в понимании культуры и жизни: что книга должна быть спутником в пути, а чтение — тихим поклонением, возвращающим душе равновесие среди шума.

Когда я приехал в Москву в восьмидесятые годы, некоторые друзья из коммунистической партии настояли, чтобы я, недавно прибывший, вместе с несколькими молодыми ребятами из сектора Газы, посетил одно из чудес города — метро. Наш гид остановился у турникетов и с нарочитой серьёзностью сказал:

— Эти двери открываются только если выкрикнуть имя великого Ленина!

Мои товарищи закричали, а он в это время бросил пятикопеечную монету, и турникеты открылись. Мы разразились смехом от розыгрыша, но смех вскоре сменился изумлением, когда мы спустились в глубины метро.

Казалось, ничего особенного в этом не было, но в моём сердце это оставило неизгладимый след: пассажиры сидят на местах, и в руках у каждого — книга. Их лица утопают в страницах, а глаза прикованы к строкам. Мне показалось, что поезд превратился в публичную библиотеку, мчащуюся под землёй. И когда это повторялось в каждой поездке, я убедился: передо мной народ читающий, для которого книга — часть ежедневной идентичности.

Среди пассажиров, погружённых в свои чтения, я наблюдал за нашим братом, тунисцем Мухаммедом Али бин Махразом (да помилует его Аллах). Он тихо читал свой маленький Коран с благоговением, и тогда образ культуры переплёлся с образом веры. Пространство наполнилось светом, невидимым глазам, но ощутимым для душ.

 

Я видел в нём отблеск сподвижников, словно их время продолжилось в нём — в его вере, его облике, в искренности его чтения. Этот юноша, держащийся за Книгу Аллаха в мире, утопающем в материализме… Внутри себя я повторял строки, выражающие его состояние:

Всякий раз, когда я вижу, как люди блуждают,

в лабиринтах, отягощённых мыслями,

я с гордостью говорю:

не приму я джахилийю (невежество).

Когда он уехал, я почувствовал в душе пустоту, которую мог заполнить только один светлый смысл — уверенность, что наши души соединяются каждый вечер в мольбе: «О Аллах, Ты знаешь, что эти сердца сошлись во имя Твоей любви…».

Последнее письмо, что я получил от него, было пронизано наставлением терпеть. Заканчивалось оно аятом:

«Воистину, Аллах с теми, кто богобоязнен, и с теми, кто творит добро» (ан-Нахль: 128).

Этот аят навсегда отпечатался в моей душе. Я стал подражать ему: открывал свой маленький Коран в вагонах метро и тихо читал, чувствуя, как спокойствие струится в сердце прозрачным ручейком, и наполнялся покоем, известным лишь тем, кто вкусил сладость Корана.

Однажды рядом со мной села молодая девушка. Она с удивлением уставилась на книгу в моих руках и с любопытством прошептала:

— Что вы читаете?

— Коран.

Она на мгновение замолчала, затем искренне удивилась:

— Я никогда не видела, чтобы кто-то читал такое… Это арабские буквы? И правда читается справа налево?

Меня охватило осторожное чувство: ведь было необычно, чтобы девушка заговорила первой с юношей в метро. Но в её голосе слышалась неподдельная наивность. Я закрыл Коран, коротко ответил и с извиняющейся улыбкой вышел на следующей станции. А её вопросы ещё долго звучали во мне эхом. Казалось, она открыла во мне маленькое окошко. Я почувствовал, что за её словами скрывается более глубокий вопрос: как мы можем представить нашу религию людям просто и искренне, без страха и смущения?

И вскоре ответ стал очевидным: добрый нрав и хорошее слово способны достичь сердец.

Так из этой благой привычки несколько арабских юношей условились вместе учить и повторять Коран в поездках на метро. Они тихо шептали аяты в сердцах, и метро превращалось в передвижной центр по заучиванию Корана. Их лица отражали смирение и умиротворение. Это зрелище навсегда осталось в моей памяти.

Чтение в Москве было не мимолётной привычкой, а ежедневным спутником в дороге и ожидании. Я видел то же самое и в других советских городах — в Минске, Киеве и Ленинграде. Наши преподаватели гордились тем, что советский народ — самый читающий народ на земле. Это не был пустой лозунг, а очевидная реальность: лица, погружённые в мир книг, станции, превращённые в читальные залы.

Советский человек клал книгу в сумку так же естественно, как и дневной паёк. Перед книжными магазинами выстраивались длинные очереди — словно нынешние очереди за новыми смартфонами. Мы же поступали так же: брали с собой исламские книги, читали их в дороге, но перед этим заворачивали в газеты, чтобы не привлекать внимания. Мы читали молча, ощущая, что в руках у нас маленькое сокровище, принадлежащее только нам, сокровище, соединяющее нас с нашим наследием и далёкой родиной. Даже пальцы, закрыв книгу, оставались пропечатаны следами типографской краски от этих газет.

Я однажды спросил друга Мухаммеда аль-Вали из любимого Йемена:

— Зачем ты оборачиваешь книгу газетой, прежде чем читать в метро? Люди ведь не понимают арабский, да и в конце концов — это же просто книга…

Он улыбнулся и ответил:

— А разве ты не читаешь суру аль-Кахф?

— Читаю.

— Тогда обрати внимание на слова юношей пещеры, когда они послали своего товарища в город — там есть ответ. И тихо прочитал:

«Пусть он будет осторожен, и пусть никто не узнаёт о вас. Если они узнают о вас, то побьют вас камнями или обратят в свою религию, и тогда вы никогда не преуспеете» (аль-Кахф: 19–20).

Каждый день я видел лица, подтверждающие, что любовь к чтению — привычка, передающаяся из поколения в поколение. И я мечтал, чтобы эта привычка распространилась и в наших странах.

Однажды утром напротив меня в метро сел пожилой мужчина. На нём были толстые очки, и он медленно и спокойно перелистывал страницы романа Толстого. Время словно остановилось для него: он никуда не спешил, ни на что не отвлекался. В его глазах было достоинство прожитых лет, а на коленях лежала книга, тяжелее моей сумки. Я почувствовал, что этот поезд объединяет не только пассажиров, но и поколения, которых сплачивает привычка к чтению. Будто книги — единственная сила, способная победить время.

В другой раз я увидел маленького мальчика рядом с матерью в вагоне. Она читала книгу, а он открыл тетрадь и с удивительной точностью подражал её движениям, делая вид, будто тоже читает. Время от времени он поднимал голову, чтобы убедиться, что делает всё правильно. Это выглядело как живая картина передачи привычек между поколениями: одно поколение сажает семя, другое даёт росток, а книга остаётся зерном, живущим вечно, пока есть те, кто подражает и продолжает.

В городе Алма-Ате, в Казахстане, меня поразила другая картина: у автобусных остановок стояли маленькие полки с самыми разными книгами, а рядом табличка: «Возьми книгу… почитай, а потом верни, чтобы другой тоже воспользовался». Мимолётная сцена, но несущая целую философию: книга — это послание любви, переходящее из рук в руки и из сердца в сердце.

Так меня научило московское метро: чтение — это не развлечение, а ежедневный паёк и тихая молитва, возвращающая душе равновесие среди жизненного шума. И, пожалуй, секрет в том, что сама обстановка в метро будто создана, чтобы побуждать к чтению: почти мифическая регулярность, удобная тишина, свет, не утомляющий глаза, и чистота, делающая его похожим на пространство, предназначенное для книги.

Метро перестало быть транспортом — оно стало дворцом из мрамора и мозаики. Его станции с высокими сводами и изящными орнаментами напоминали музеи: чистые, как залы для торжеств, и тихие, как мечеть на рассвете. Не случайно говорят, что Московское метро — самое красивое в мире. Даже бронзовые статуи на станции «Площадь Революции» стали частью жизни людей: они касаются носа собаки или книги ученицы — в надежде на добрый знак.

На этой же станции я однажды увидел юношу, который остановился перед статуей солдата с собакой. Он протянул руку, провёл по носу собаки — отполированному от тысяч прикосновений — затем закрыл глаза, словно вызывая успокоение из иного мира. Через мгновение он уверенно улыбнулся и быстро направился к поезду.

Я, движимый любопытством, повторил его жест и коснулся бронзы. Её поверхность была гладкой, словно отполированный камень, как будто тысячи рук оставили на ней безмолвные метки. Казалось, сам металл хранит историю прикосновения за прикосновением.

И тогда я понял: люди не могут жить без веры, а вера в невидимое — часть самой человеческой природы. Человек, какой бы ни была его культура или родина, всегда нуждается в невидимой опоре, которая облегчит тревогу жизни и даст силу идти вперёд. В его душе есть жажда, которую может утолить только сокровенное.

Несмотря на нашествие смартфонов, и сегодня можно встретить сцены чтения: старики с достоинством, учёные с усердием, студенты со страстью держат в руках бумажные книги или электронные ридеры. Живая картина, напоминающая, что подлинная культура не исчезает — она выстаивает перед временем и обновляется в каждом веке.

И когда я вспоминаю те дни, я понимаю: самое прекрасное, что подарило мне метро, было не его великолепие и не его порядок, а простая истина — человек способен нести свой мир с собой куда бы он ни пошёл.

Метро стало для нас движущейся молельней в сердце Москвы, окном, из которого мы смотрели на себя, свою веру и свой мир.

И весь вывод можно выразить в одном предложении: пусть книга будет спутником твоего пути; минуты, которые ты даришь ей, — это не потраченное время, а ещё одна жизнь, обогащающая твоё существование.